Ну то есть как мирно. Настолько, насколько это возможно в толпе из примерно миллиона человек, к четырем часам пополудни уже основательно пьяных. Конечно, без мелких неприятностей не обошлось, кого-то даже пырнули ножичком, но в целом карнавал этого года поставил своеобразный рекорд: всего около 200 задержаний за два дня. Это примерно в три раза меньше, чем, например, в 2008 году. Как написали в городском блоге Londonist, социологи будущего с интересом узнают, что в начале XXI века успешность мероприятия оценивалась по количеству учтенных преступлений.

А ведь еще две недели назад казалось, что в свете недавних погромов ни о каком карнавале речи идти не может. Одним из самых популярных запросов в британском Google был: «Отменят ли карнавал в Ноттинг-Хилле?» Но мэр дал добро, в столицу стянули рекордные силы полиции — столько не было ни на королевской свадьбе, ни на встрече «Большой двадцатки», — предполагаемых зачинщиков беспорядков превентивно арестовали еще накануне, а владельцы лавок во всем районе заколотили окна досками из ДСП. И в понедельник вечером, когда затихли последние саунд-системы на Лэдброук-Гроув, над городом был почти слышен общий вздох облегчения: кажется, пронесло.

А ведь у Лондона были все шансы превратиться в московское царство тотальной паранойи и укрепления вертикали, которые случаются после очередного взрыва, аварии или Манежки. На это были все намеки: угрозы «нулевой терпимости» и водометов с резиновыми пулями, приглашения американских суперкопов и угрозы заблокировать «Фейсбук» с «Твиттером». К счастью, тут оказался больше популярен стиль норвежского премьер-министра, который на убийство почти сотни сограждан маньяком-нацистом Брейвиком ответил обещанием сделать общество еще более открытым и демократичным. Карнавал прошел и помог лондонцам спустить в пар как раз в тот момент, когда это было жизненно необходимо.

И не впервые. Карнавал и появился как мирный ответ на погромы в Ноттинг-Хилле в 1958 году. Почетное звание «матери карнавала» носила Клодия Джонс, американская марксистка и борец за права чернокожих, родившаяся в Тринидаде. За активное участие в делах компартии (а это был самый разгар маккартистской «охоты на ведьм») Джонс лишили американского гражданства и депортировали в Британию, которая в этот момент принимала сотни тысяч своих новых граждан из бывших колоний. Там Джонс обнаружила, что ее соотечественники, бежавшие от краха цен на какао и массовой безработицы на родине, похвастаться улучшением условий жизни вряд ли могут. Это сейчас Ноттинг-Хилл ассоциируется в основном с одноименным фильмом с Хью Грантом и антикварным рынком на Портобелло по субботам, а тогда, по свидетельству современников, это были одни из самых мрачных трущоб Лондона. Карибские иммигранты жили в страшной нищете и скученности: районом заправлял печально знаменитый лендлорд Питер Рахман, фамилия которого стала синонимом жадного и беспринципного квартировладельца. К тому же довольно резко начал проявляться расизм, которого до этого в подавляюще белой Британии не существовало. В конце 50-х темнокожих жителей Ноттинг-Хилла стали массово отлавливать и избивать «тедди-бои» и вновь появившиеся ультраправые движения, наследники запрещенного перед войной «Британского союза фашистов». Чтобы поднять дух соотечественников, Джонс стала проводить что-то вроде вечеров традиционной карибской культуры, которые и переросли в собственно карнавал, ставший одной из главных достопримечательностей Лондона и символом его многонациональности.

 

Карнавал приходится на конец августа, на так называемый Банковский выходной, и идет два дня: воскресенье и понедельник. Воскресенье — относительно тихий «детский» день, куда можно зайти расслабленно погулять с потомством. А в понедельник карнавал начинается в полную силу. По периметру района маршируют mas (от masquerade), труппы ряженых, которые соревнуются в изощренности костюмов. На грузовиках установлены саунд-системы, создающие веселую какофонию из всех мыслимых карибских стилей, от классики калипсо до скоростной балаболки раггамаффина. А внутри этого периметра площадью в пару квадратных миль все пространство превращается в огромную вечеринку на свежем воздухе — самую массовую в Европе, больше берлинского «Лав-парада». Раньше все это продолжалось до глубокой ночи, но в этом году из соображений безопасности всех попросили разойтись к семи вечера. Полиции ощутимо много, но она в происходящее почти не вмешивается, только оперативно уволакивает пьяных и буйных. Несмотря на то что полиция и чернокожее население Лондона друг к другу относятся с традиционным недоверием — у небелого юноши стать целью обыска на месте в шесть-семь раз больше шансов, чем у его белого ровесника, — почти никакого напряжения не чувствовалось. Полицейские мило улыбались, притопывали в такт музыке, а когда от очередной колонны ряженых отделились две девушки и начали весьма натуралистично изображать стриптиз перед двумя молодыми констеблями, те радостно включились в игру, на радость фотографам.

Местные жители ждут карнавала, как сочинцы — отпускного сезона. Кто продает холодное пиво из ведер со льдом по два фунта банка (вполне божеская наценка, кстати), кто торгует всякими растаманскими фенечками, флажками, свистками, вувузелами и прочей дребеденью, а особо предприимчивые домохозяева за фунт пускают попользоваться своими туалетами. Не то чтобы синих кабинок катастрофически не хватало, но за пятнадцать минут очереди к ним не жалко и фунт отдать. Всего, если верить Лондонскому агентству по развитию, карнавал приносит 93 миллиона фунтов прибыли. Но не организаторам, которые работают бесплатно — бренда Notting Hill Carnival не существует, каждый может затевать собственный бизнес под этим названием, не платя ни пенни сборов, налогов и отчислений. Что, собственно, и позволяет существовать всей этой дворовой и подъездной микроэкономике карнавала.

Но все-таки карнавал в Ноттинг-Хилле существует отнюдь не ради денег. Да, он привлекает десятки, а то и сотни тысяч туристов, но убытки для организаторов и городского бюджета иногда превышают доходы от продажи лицензий и рекламных площадей. Лондон действительно коллективным усилием воли залечил раны, нанесенные самому себе месяцем ранее.