Надо сказать кое-что.

Я не разделяю массового уныния по поводу выдвижения ВВП – особенно заметного в лоялистской среде, между тех, кому по должности положено говорить хвалебные речи. «Нас ждет шесть лет безвременья» - редкая чушь, хором возглашаемая официальной фрондой и шепотком повторяемая в углах по другую сторону баррикад/прилавка. Все эти люди страдают об одном – что лично для них не будут работать лифты; но лифты как раз лично для них работать будут. Вот только лифт такая штука – чтобы кого-то поднять наверх, он должен ещё кого-то спустить вниз. И не факт, что он поедет именно туда, куда вы хотели.

Я слежу за нашей политикой с конца 80-х, а участвую в ней в том или ином качестве с 1993-го, и за все эти десятилетия понял одно: в любом из исторических времен, калейдоскоп которых пробежал перед нашими глазами, есть чем заняться – время каждый себе создает сам; кто может, конечно. Ждать времени от царя – холопство по сути и по форме.

Что такое Путин, who is mista, никто так и не понял за эти 18 лет. У меня есть только рабочая версия, не претендующая на всеобъемлющее знание, но вполне годная для практического применения. Путин – это пароль для ситуации, которую юристы называют «чрезвычайным положением». Иными словами, «диктатор» в изначальном римском, без позднейших наслоений, смысле этого слова. Когда, в какой ситуации возникает потребность в «диктаторе»? Тогда, когда нормальные, штатные институты не справляются с проблемами, угрожающими самому существованию государства.

Вопрос об уходе Путина сегодня ставится так: «кто может быть диктатором вместо него?» Беда в том, что никто не собирается отменять или как-то демонтировать «режим чрезвычайной ситуации». Наоборот, возгонка истерии указывает на то, что именно по этому пункту между «властью» и всеми «оппозициями» - полный и нерушимый консенсус, похлеще «крымского».

Мы все время сторожко ждем хаоса, разбалансировки, неуправляемости – именно поэтому хиреет и чахнет многопартийность, СМИ жестко делятся на обслуживающих и облаивающих, исполнительная власть пытается сама себе быть и законодательной, а судебная – это вообще не власть, а департамент письмоводителей на задворках трона. Мы боимся нормальности больше, чем войны – потому что твердо знаем, что жизнь в России и есть перманентная чрезвычайная ситуация, а «нормальность» есть утопия по определению. Мы – троцкисты наоборот, адепты перманентной контрреволюции: слишком уж сильна оказалась прививка ХХ века.

Парламент, в котором ни у одной из партий нет большинства и разным силам приходится договариваться друг с другом, строить компромиссы и коалиции, мы можем вообразить исключительно по образцу русских представительных собраний прошлого столетия, от царской Госдумы, учредительных собраний и перестроечных съездов до Госдумы ельцинской – крикливое, неуправляемое, постыдное зрелище; особенно на фоне вечно куда-то скачущих коней и горящих изб. Президента и правительство, которые ограничены рамками закона не только по форме, но и по сути, мы тоже представить себе не в состоянии – прекрасно зная спинным мозгом, что едва не каждый день в нашей стране случаются ситуации, когда закон бессилен или несправедлив. А в способность крикливой своры «профессиональных политиков» создать взамен законы действенные и справедливые – верят, кажется, только эльфы из палаты номер шесть.

Мы вообще не верим в институты, системы и процедуры – особенно «борцы с режимом», которые на каждом шагу их опрокидывают, давая в этом фору даже «власти». Мы верим только в личностей, в персональное «хороший-плохой», «честный-нечестный»; хотя вот уж поистине сомнительный предмет веры. Нет борьбы с диктатурой – есть лишь постоянно артикулируемое желание заменить неправильного диктатора на более правильного, или хотя бы более «свежего».

В Берлине один дотошный немец спросил меня: а как вы живете с двумя правительствами? Я поначалу даже не понял вопроса. А он, юрист по образованию, начал чертить схемы: вот принцип разделения властей, вот законодательная, исполнительная и судебная ветви – а где в этой схеме «администрация президента» и замкнутый на нее блок министерств? Начинаю объяснять: АП – это политика (внутренняя и внешняя), в том числе и оборона с безопасностью, правительство – это экономика (включая и расходную социалку). А парламент? – вопрошает он. Отвечаю: все, что не политика и не экономика.

Нет оппозиции «диктатура-демократия». Есть оппозиция «нормальное-чрезвычайное». «Единая Россия» - это тоже синоним чрезвычайщины: очень серьезные люди с самыми разными, конфликтующими друг с другом интересами добровольно берут на себя обязательство любые конфликты решать исключительно кулуарным путем, без публичной манифестации позиций. И Путин – точка сборки этого молчаливого табу.

Когда теток из участковых избирательных комиссий инструктируют на предмет «правильного результата» выборов, ни у инструкторов, ни у инструктируемых не возникает моральных терзаний по поводу искажений реального волеизъявления граждан: и те, и другие исходят из того, что «так надо», и это «надо» произносится со всей суровостью военного времени. В нынешнем цикле – о счастье! – результат голосования очевиден и без инструктажа, но мобилизационная система не останется без работы: делать будут явку, потому что легитимность. А легитимность – потому что мы не можем допустить слабого мандата, иначе нас поедом заедят злые «партнеры», суровые отношения с которыми постоянно закачивают все новую энергию в контур «чрезвычайщины».

Чем дольше Путин у власти, тем больше сомнений по поводу того, действительно ли нам нужно жить в режиме перманентной ЧС, и в такой ли уж Родина опасности. У чрезвычайщины, особенно пролонгированной – свои известные издержки: деградация правосудия («тройки» для «врагов» и «вредителей»), рост коррупции (гребут не глядя по принципу «если завтра война/тюрьма»), увядание общественной дискуссии («враг у ворот, не время и не место для споров»), примат передела над созиданием (проще отобрать «именем контр/революции», чем строить что-то самому). Но во всем, что сегодня предлагают радикальные критики режима, я вижу ровно это же, и даже в усиленном формате: чрезвычайщину (пусть «антипутинскую», это вообще неважно), а значит – произвол, коррупцию, цензуру, рейдерство. Ибо довел режим, понятно же.

Новая нормальность – это политические силы, которые не собираются ни сажать в тюрьмы предшественников, ни устраивать чисток и переделов. Которые вообще исходят из того, что предыдущая властная команда после ухода сформирует из себя полноценную влиятельную, институционально и политически оформленную оппозицию. И в этом качестве будет вести диалог со сменщиками. Таких не вижу. В этом смысле, действительно, конкурентов у Путина нет.

Правда, насчет «не самим же их выращивать» - я бы поспорил. Может, и самим. Правда, пока непонятно как.