Он был великим лидером. В далекие 70-е годы, когда автор этих строк числился студентом Гаванского университета, у Тереситы, моей подружки и одноклассницы, темпераментной, как и положено мулатке, вылезли на лоб глаза, когда я спросил ее, пойдет ли она на площадь Революции слушать доклад товарища Фиделя.

- Разве ты не ходишь на Красную площадь, когда там выступает товарищ Брежнев?! – удивилась она. Не пойти на площадь Революции в Гаване, когда там выступал Кастро, - для кубинца это было немыслимо. Как немыслимо было не повесить дома, как икону, его портрет, вырезанный из «Гранмы», главной газеты страны, названной в честь легендарного судна, которое привезло на Кубу из Мексики отряд мятежников. Теперь немногие помнят: экспедиционеры попали в засаду. Из нескольких десятков человек, которые отправились сражаться с отвратительным режимом диктатора Фульхенсио Батисты, в живых остались тринадцать. Кубинскую революцию совершили тринадцать отважных! Он был Давидом ХХ века. Голиафом была Америка.

Тогда, в 60-х, еще никто не рассуждал о правах человека и преимуществах демократии. Америка, как петух кур, топтала соседей, как и когда хотела, выкачивая из континента нефть, руду, бананы и кофе. «Латинская Америка похожа на окорок, - заметил один из госсекретарей США, имя которого теперь памятно лишь историкам. - У Дяди Сэма острая вилка: он съест его!»

Фидель был первым, кого не удалось съесть. Первым, кто в Западном полушарии морально победил Голиафа. Вопреки блокаде, вооруженному вторжению, сигарам, пропитанным ядом, и прочим глупостям, которые придумывали злоумышленники для дерзкого бородача. И за это им восхищались во всем Новом свете - и правые, и левые, и все остальные, - от Мексики до Огненной земли кубинского президента всегда встречали овациями.

За что его обожали кубинцы? Никто из мировых лидеров ХХ века не был способен так говорить со своим народом - шесть, восемь часов подряд! Ни один другой глава государства не был способен так безжалостно к себе, публично, перед всем миром, просить прощения за свои ошибки. В 60-е годы компартия Кубы (читай: Фидель) поставила перед страной невыполнимую задачу: собрать 10 млн тонн сахара. Под плантации тростника были вырублены посевы кофе и цитрусовых, перепаханы прочие поля. Ценой неимоверных усилий рубщики, которые трудились от рассвета до заката, собрали около 7 миллионов тонн. Денег, на которые рассчитывал Фидель, собрать не удалось. Стране, где продовольствие уже тогда распределяли по карточкам, стало еще голоднее. Фидель вышел на площадь Революции. Простите меня , сказал он. Это моя вина! И они прощали, и отдавали последнее.

Два десятилетия спустя, в 80-х, когда части кубинской армии перебрасывались в Анголу, раздираемую кровавой племенной войной, он так же, с трибуны на площади Революции призвал каждую семью отдать ангольским братьям по фунту риса - это ровно треть их скудного недельного рациона! И они отдали, потому что об этом их просил сам Команданте.

Родившийся в благополучной семье и получивший юридическое образование, он стал пламенным революционером. «Historia me absolvera!» - «История меня оправдает!» - его речь на суде после неудачной атаки на казармы Монкада вошла во всемирную хрестоматию борьбы за свободу и справедливость. А вот коммунистом Фидель не был - вопреки подозрениям всего мира, что за кубинской революцией стоял СССР. Не стоял. Единственный человек из Москвы, с которым случайно познакомились братья Кастро в Мексике, где они находились в эмиграции, был сотрудник советской внешней разведки Николай Леонов. Но тогда эта встреча закончилась только вежливым обменом телефонными номерами. Контакт пригодился позже, уже после того, как колонны бородачей вошли в Гавану…

А потом революция, как и положено ей роковой кармой, угаданной еще Робеспьером, стала пожирать своих детей. Самолет, на котором летит любимец народа Камило Сьенфуэгос, загадочным образом терпит крушение. Оставив посты и прощальное письмо, погибает в боливийской сельве Че. За ними безмолвно уходят десятки тысячи менее известных бывших соратников и верных партийцев - исчезают в лагерях, бегут в Майами, просят убежища в Мадриде. Последним громким делом становится расстрел генерала Очоа, легендарного командующего кубинским войсками в Анголе. Он наладил на Острове Свободы «аэродром подскока» для самолетов колумбийских наркобаронов, везущих кокаин в Штаты. Но это придумал не генерал. Перед кубинской разведкой была поставлена задача - зарабатывать валюту любой ценой. И они зарабатывали. В то, что Очоа сделал это без ведома братьев Кастро, на Кубе не поверил никто.

И все же он был мужчиной. У него не хватило мужества всего-навсего на две вещи. Первое - назвать по имени женщин, которые шли с ним рядом. Их было несколько за минувшие десятилетия, и все - кроме первой, брак с которой продлился недолго, - были тенями великого бородача. Их имена знали на острове, о них шептались, но ни одна из них не удостоилась чести быть названной по имени и представленной кубинцам - женой, спутницей жизни. Официально их не было, и это – примечательная особенность тоталитарных режимов, которая больше говорит, наверное, о состоянии общества, чем о характере его лидера.

Второе, главное и самое печальное - ему не хватило мужества или мудрости признать главную ошибку всей своей жизни. От вырезанного из газеты портрета на стене до презрительного «Скорее бы уже он ушел!» - таким стал его путь для кубинцев. Дорога длиной в пятьдесят семь лет, по которой он вел за собой 10-миллионный народ, оказалась дорогой в тупик.

Ну, на то он и “верный” - именно так переводится с испанского его имя.