К этому выступлению перед преподавателями журналистики замминистра связи и массовых коммуникаций Алексей Волин, по собственному признанию, готовился четверть века. Все это время он «профессионально работал в областях, тесно связанных с журналистикой». А именно в Агентстве печати (затем РИА) «Новости», пресс-службе Администрации президента, аппарате правительства, Издательском доме Родионова. Работал — и копил то, что вот именно сейчас публично излил на головы журфаковцев.

«Нам четко надо учить студентов тому, что, когда они выйдут из этой аудитории, они пойдут работать на дядю, — чеканил Волин. — И дядя будет говорить, что писать, а что не писать. И как писать о тех или иных вещах. И дядя имеет на это право, потому что он им платит. То, что я сказал, может нравиться, может не нравиться, но это объективная реальность, такова жизнь. И другой у вас не будет».

Мы с Волиным — из одного поколения. Он на семь лет старше, так что я проработал не 25 лет, а только 20 — впрочем, и не в «областях, тесно связанных», а собственно в журналистике. У нас сравнимый по продолжительности опыт.

Но, как говорил Василий Иваныч в одном скабрезном анекдоте, есть нюанс. Я хочу рассказать о нем не преподавателям, а студентам журналистики, да и читателям, от профессии далеким. Потому что многие из них априори согласны с Волиным. Мне ли не знать: сколько раз, не найдя со мной или с кем-то из коллег-редакторов общего языка, всякие важные люди звонили владельцам, чтобы те приняли правильное решение! «Кто платит, тот и заказывает музыку» — эти слова применительно к моему ремеслу я слышал и от Владимира Путина, и от приятеля-программиста, который после бутылки водки начинает вдруг верить в мировую закулису.

Сейчас многие ругают Волина за то, что свое видение мироустройства он донес до слушателей так прямолинейно. Частное лицо Алексей Константинович, мол, имеет право на открытый цинизм, а замминистра — нет: могут принять за официальную позицию властей.

Странно, однако, даже допускать в Москве-2013, что официальная позиция не такова. Как бы ни отнекивались сейчас сам Волин и его коллеги, в Кремле преобладает точка зрения большинства: журналист — просто сотрудник корпорации, работающий на владельцев. Кто стоит за владельцами, тот и определяет, что и как будет написано и произнесено в эфире. Радиостанция «Эхо Москвы», например, обслуживает интересы США. А, скажем, ВГТРК — России.

Волин говорит об этом без политкорректных экивоков. И правильно делает: если у тебя есть пистолет — стреляй. Если у тебя в руках кувалда — не танцуй вальс.

Проблема с правдой Волина заключается в том, что ее нет никакого смысла преподавать студентам. Журналисты раньше многих других начинают работать по специальности — может быть, потому что журналистика не настоящая профессия, а ремесло, которому нет смысла учить в университете: по-хорошему, хватило бы и ПТУ. Выйдя в мир задолго до получения бесполезного журфаковского диплома, тинейджер имеет все шансы угодить в госСМИ. Или, скажем, в издательский дом с условно частным владельцем на подхвате у кремлевского куратора. Других мест в Москве с каждым месяцем все меньше: мрут или мутируют.

Попав в мир по Волину, студент все быстро понимает: он сметлив, не стоит его недооценивать, даже если он не в ладах с грамматикой и прочитал мало книжек. Да и сам опыт, который предлагается усвоить, несложен: он сродни тому, что познает на своей шкуре недавний иммигрант, угодивший на московскую стройку.

Гораздо труднее объяснить студенту про нюанс.

Можете мне не верить, но я прожил свои 20 лет в этом ремесле, публикуя только то, что считал нужным. В Москве и, совсем недавно, в Киеве. В частных изданиях.

Был только один случай, когда я прогнулся по просьбе издателя. Один из журналистов нашей редакции раздобыл на таможне реальные тиражи печатавшихся за границей журналов нашего издателя. Тиражи были меньше заявленных. Репортер позвонил издателю, чтобы взять комментарий. Издатель попросил меня, главреда, не публиковать материал. Я подумал — и не стал. Дело было 14 лет назад. Я до сих пор вспоминаю, с какой интонацией босс говорил мне про нож в спину, — и знаю, что сегодня поставил бы тот текст в номер.