13
| От аграрного террора до покушения на президента США | ||||
 |
30.06 10:34 |  |
4431 | |
| alex-dars | ||||
Историк Ярослав Леонтьев о том, чем левые эсеры отличались от правых, и как террористка Мария Спиридонова стала символом России «Лента.ру» продолжает цикл публикаций, посвященных революционному прошлому нашей страны. Вместе с российскими историками, политиками и политологами мы вспоминаем ключевые события, фигуры и явления тех лет. Что из себя представляла партия социалистов-революционеров до февральской революции 1917 года? Когда она стала самой влиятельной немарксистской социалистической партией? Чем левые эсеры отличались от правых, и как террористка Мария Спиридонова стала символом России, “Ленте.ру” рассказал доктор исторических наук, профессор факультета государственного управления МГУ Ярослав Леонтьев. Какое влияние на политический процесс в 1916 году оказали эсеры? Влияние леворадикальных партий на политический процесс в 1916 году было минимальным. Партии практически перестали существовать, но группы эсеров были в Петрограде, на Урале, в Сибири, Туркестане и других местах России. Они довольно активно распространяли Циммервальдский манифест, который признал Первую мировую войну империалистической со стороны всех вовлечённых в неё стран, осудил социалистов, голосовавших за военные бюджеты и участвовавших в правительствах воюющих стран, и призывал «начать борьбу за мир без аннексий и контрибуций». Кстати, ровно 100 лет назад, в апреле 1916 года, состоялась вторая встреча левых социалистов после Циммервальда, теперь уже в другой швейцарской деревушке - Киентале. Эсеров там представляли под псевдонимами Марк Натансон, Виктор Чернов и Борис Камков, все трое на тот момент считались представителями левого крыла. Пока лидеры были за границей, в ссылке или на каторге, мы видим как появляются в полулегальных и нелегальных кружках представители нового поколения эсеров. Например, студент Горного института Донат Синявский, будущий отец писателя Андрея Синявского. На свободе в России остаётся такой видный общественный деятель и теоретик левого народничества, литературовед Иванов-Разумник. Он формально не входил в партию эсеров, однако был ими позже кооптирован в ЦК. Разумник был редактором лево-народнического журнала “Заветы”, который запретили после начала Первой мировой войны. Во время войны он напечатал на гектографе, т.е. минуя цензуру, нелегальным путём свой антивоенный манифест “Испытание огнём” очень яркое произведение, не уступающее Циммервальдскому манифесту. Если последний был партийным произведением, то манифест Разумника стал литературным манифестом будущих «скифов», группы включавшей Александра Блока и Сергея Есенина. Многие эсеры, в том числе левого крыла, в это время носили солдатские и офицерские погоны и матросские бескозырки. Среди офицеров и вольноопределяющихся было много вчерашних студентов, народных учителей, врачей, земских статистиков, кооператоров и агрономов, т.е. типичный эсеровский «электорат». Впрочем, не одни только прапорщики и поручики, встречались и отдельные капитаны и подполковники, как например, известный авантюрист Михаил Муравьев и будущий маршал Александр Егоров. Важный аспект, который многие забывают рассказывая о 1916 годе и состоянии партий, это выборы в пятую Государственную думу, которые должны были состоятся летом 1917 года и к ним все готовились. Ведь революцию никто не мог предсказать, даже Ленин выступая перед швейцарской социалистической молодежью в январе 1917 года (за месяц до событий) говорил, что «мы, старики», не доживем до революции. Вот как стихийно развивались события. Это особенно показательно для любителей конспирологии, для тех, кто считает, что всё это было инспирировано. Эсеры готовились к выборам основательно: был создан общий народнический блок, куда входили народники-реформисты, народные социалисты и трудовики, включая Александра Керенского, который в этот момент тоже стоял на циммервальдских позициях, заканчивая радикальными эсерами; начались агитационные поездки по городам, тот же Керенский активно разъезжал. Существует мнение, что после разоблачения провокатора Евно Азефа популярность эсеров пошла на спад и сама партия начала раскалываться. Так ли это? И если второе понятно, то в первое не особо верится, какое обычным людям дело до внутренней партийной кухни? Разоблачение Азефа для людей поддерживающих эсеров не имело какого-то сверх принципиального значения, как и разоблачение популярного депутата-большевика Романа Малиновского. Это действительно партийная кухня и она повлияла на процессы внутри партийного ядра, а на периферии отразилась слабо. Ведь, широким партийным массам Азеф просто не был известен. Были индивидуальные выходы из партии, в частности Вера Фигнер покинула ряды ПСР. Но были и другие факты, которые не меньше чем разоблачения Азефа повлияли на ПСР. Например, когда цекисты из прагматических соображений отказались признавать подготовку покушения на царя в 1907 году со стороны группы бывшего лейтенанта-черноморца Бориса Никитенко, хотя конечно оно готовилось с их ведома. А когда группу Никитенко арестовали и казнили, ЦК партии официально от них открестился. Эта история вызвала огромные резонанс внутри партии. Опять же были индивидуальные выходы, например, партию покинул достойнейший человек, историк Евгений Колосов, который посчитал, что ЦК поступил аморально. История с Азефом, конечно, преувеличена. Больше влияния она оказала на верхи партии, по сути, спровоцировав распад ЦК и его фактическое отсутствие во время Первой мировой войны. Как известно в любой партии есть радикалы и консерваторы, правые и левые крылья или фракции. Такое же деление к 1917 году было и в ПСР. Расскажите чем левые отличались от правых? Начнем с того, что термин “правые эсеры” это недоразумение, ярлык, который был придуман и введен чекистами и большевистским агитпропом. Всё это легко прослеживается по документам. Появился он в начале 20-х годов и перекочевал в советскую историографию, так получилось некое противопоставление левых и правых эсеров. Но если Левые эсеры - самоназвание партии, то никаких “правых эсеров” никогда не было. Даже на допросах, а я прочел множество следственных дел, они себя называли “член ПСР”. В своих работах “правых” эсеров я называю ортодоксальные эсеры, хотя границы между эсерами расплывчатые. Дело в том, что в партии были крылья умеренные и радикальные, но иногда более радикальными становились не левые, а те, кто по политическим воззрениям были правее. Можно использовать при их определении те термины, которые они сами использовали: максималисты и минималисты. В 1906 году после первого съезда ПСР откололась «московская оппозиция» (будущие максималисты), они были сторонниками аграрного террора. Большинство же этот террор не одобряло. Максималисты оформились в самостоятельную организацию – Союз социалистов-революционеров максималистов. Позже в ходу был термин эсеры центра, дабы отделить их от организационного обособившихся Левых эсеров, и, наоборот, оставшейся в партии немногочисленной группы «правых», ориентировавшихся на Николая Авксентьева и Екатерину Брешко-Брешковскую. А что такое аграрный террор? Экономический террор: помогать крестьянам запускать «красного петуха», нападать на управляющих и заниматься самозахватом земли, т.е. ведение партизанской войны на селе. Кстати этим занимались тогда анархисты. Основным проповедником этого террора был Михаил Соколов по кличке “Медведь”. Правда жизнь его была коротка, его быстро повесили. Левые эсеры, в этом смысле, были продолжателями дела эсеров-максималистов и часто блокировались с ними. Да и среди видных Левых эсеров был ряд «старых» максималистов (соратница и подруга Спиридоновой Ирина Каховская, один из лидеров харьковских Левых эсеров Афанасий Северов-Одоевский, лидер Левых эсеров в Пятигорске, а затем в Сочи Болеслав Родзевич). Так в чем же было основное различие между левыми эсерами и минималистами? Сначала стоит сказать об их общих идеях, которые всегда существовали и не уходили из повестки - это идея социализации земли. Не огосударствление земли (национализация), а обобществление, передача в руки крестьянских сельских обществ, конфискация помещичьих, монастырских, царских и прочих земель, и уравнительной землепользование по «трудовой норме». Они не отвергали марксизм, с уважением относились к Эдуарду Бернштейну, Карлу Каутскому, Фрицу Адлеру, Розе Люксембург, активно интересовались революционным синдикализмом, признавали классовое общество, но в их понимании оно делилось на эксплуататоров и эксплуатируемых. Ко второму понятию у них относился трудовой народ: крестьянство, городской пролетариат и трудовая интеллигенция, которая также не пользуется наёмным трудом. Не издевательски звучащая «прослойка», как определяли интеллигенцию марксисты, не мелкобуржуазное крестьянство с поводырем-пролетариатом, а такая триада трудового народа. При этом они принципиально отличали трудового крестьянина от кулака-мироеда, который использует наёмную рабочую силу. Вообще они были эклектиками - заимствовали из разных учений рациональные зерна и делали свой синтез. После откола максималистов некоторое время партия была единой, размежевание началось в годы Первой мировой войны, когда образовались два течения оборонческое и интернационалистское. Тогда к эсерам-интернационалистам, тех, кто выступал с осуждением войны как империалистической и требовал немедленно выйти из неё, принадлежал как Чернов, главный теоретик партии и будущий председатель Учредительного собрания, так и один из будущих создателей партии Левых эсеров Натансон. Чернов называл его “Иван Калита русской революции”, за его огромную работу по объединению всех оппозиционно думающих людей, начиная еще с начала 1870-х годов. Сюда же входил ученик Чернова Камков, один из руководителей Левых эсеров наравне с Марией Спиридоновой, одно время он даже был председателем ЦК их партии. Советская историография ошибочно называет интернационалистами только левых эсеров, но и те, кого они называют “правыми” тоже были интернационалистами. Были, конечно, и “оборонцы” (они считали, что социалисты должны защищать родину против иноземного империализма), например, будущий министр МВД Временного правительства и председатель Уфимской директории Николай Авксентьев. К ним относился и Илья Бунаков-Фондаминский, между прочим, один из эсеров, причисленный к лику святых Константинопольской православной церковью, в конце жизни он участвовал во французском Сопротивлении и погиб в 1942 году в Освенциме. Интересно. Да, эсеры и религия отдельная тема, среди эсеров встречались священники. Вопрос об участии священнослужителей в эсеровском движении мало исследован. Вместе с тем, еще во время Первой Русской революции были случаи участия сельских священников в "крестьянских республиках". Несколько священников-эсеров избирались депутатами Государственных дум. В 1917 году выдвинулся ряд священнослужителей, игравших активную роль в нескольких регионах. Один из них (Поведский) возглавлял, хотя и недолго, Тверской губисполком, другие проявили себя на уездном уровне. По их инициативе готовился съезд "трудового духовенства" в Калуге. Из рядов социалистов-революционеров вышли такие известные духовные лица, как мать Мария (Кузьмина-Караваева), также прославленная ныне Константинопольским патриархатом как преподобномученица, и иерей Григорий Аверин, причисленный к лику новомучеников и исповедников Российских в 2000 году. Кузьмина-Караваева после революции была городским головой в Анапе, а Аверин – председателем Кологривской земской управы. К числу активных левых эсеров в 1917-1918 г. принадлежал офицер и бывший народный учитель Тихон Голынский, в дальнейшем известный деятель Катакомбной церкви (архиепископ Антоний). Выходит, что, несмотря на то что пишут в справочниках, до революции 1917 года разделение у эсеров было весьма условное? Именно так. Мало того, часть эсеров-максималистов вернулась в партийное лоно, после того как политическая полиция разгромила их организацию и казнила их лидеров. Дело в том, что после взрыва дачи Столыпина и громких экспроприаций, которые они совершили, полиция стала считать их самой опасной организацией для самодержавия. Среди вернувшихся в лоно партии заграницей, после побега из женской каторжной тюрьмы, была легендарная Наташа Климова, бывшая возлюбленная Соколова-«Медведя». Или, например, видный деятель Комитета членов Всероссийского Учредительного собрания (Комуч - первое антибольшевистское правительство России, организованное в Самаре, прим. “Ленты.ру”) в 1918 году Прокопий Климушкин. Как левые эсеры относились к террору? Нормально относились, как и все эсеры. Даже внесли новую струю – так называемый «интернациональный террор», хотели организовать покушения на кайзера Вильгельма, Ллойд Джорджа, Жоржа Клемансо и даже американского президента Вудро Вильсона, т.е. лидеров обеих империалистических коалиций. Спиридонова и Прош Прошьян лично инструктировали Якова Блюмкина перед убийством посла Германии Мирбаха, а Каховская руководила ликвидацией генерал-фельдмаршала Эйхгорна в Киеве. Левые эсеры покушались на Блюмкина, заподозренного ими в сотрудничестве с ЧК, и убили чекистского агента, внедренного в Казанскую организацию. А в 1938 году Мария Спиридонова из Внутренней тюрьмы НКВД на Лубянке обращалась с заявлением чуть ли не к Николаю Ежову о заброске террористической группы во главе с ней в Германию для покушения на Гитлера. Глядишь, превзошли бы Судоплатова с Кузнецовым. В наше время практически нет во главе партий женщин. Тогда же одним из лидеров эсеров была Спиридонова. Что это был за человек? Эсеры наследовали традиции народников и народовольцев, а у тех, как известно после разгрома и ареста основных лидеров “Народной воли”, на свободе осталась только один член исполкома Вера Фигнер, которая руководила организацией почти два года. Покушение на Александра II до логического завершения довела, как известно Софья Перовская, позже повешенная. Поэтому женщина во главе организации в русском революционном движение было делом уже традиционным. Можно еще вспомнить бабушку русской революции, так в 1917 году называли Брешко-Брешковскую. Она после возвращения из сибирской ссылки очень мощно работала на пиар эсеров. Если говорить о Спиридоновой, то она символ первой русской революции, об этом говорили и кадеты, которые предоставили ей адвоката на ее процессе в Тамбове, и Ленин, и Кропоткин. Созданию сакрального образа поспособствовали поэты, например, Клюев. Вообще, если отвечать на ваш вопрос, лучше всего вспомнить строчки Бориса Пастернака, он упомянул Спиридонову в двух своих произведениях. Его поэма “1905-й год” начинается посвящением Спиридоновой: Жанна д'Арк из сибирских колодниц, Каторжанка в вождях, ты из тех, Что бросались в житейский колодец, Не успев соразмерить разбег. Ты из сумерек, социалистка, Секла свет, как из груды огнив. Ты рыдала, лицом василиска Озарив нас и оледенив, и так далее. Ведущие пастернаковеды Лазарь Флейшман и Дмитрий Быков согласились со мной, что это скрытое посвящение Пастернака Спиридоновой. Второй раз Пастернак упоминает Спиридонову в своём романе в стихах “Спекторский”: По всей земле осипшим морем грусти, Дымясь, гремел и стлался слух о ней, Марусе тихих русских захолустий, Поколебавшей землю в десять дней. Хотя стоит отметить, что пастернаковед Анна Сергеева-Клятис в своей книге-комментарии к этому произведению почему-то пишет, что Маруся это не Спиридонова, а соратница Махно Маруся Никифорова. Хотя Никифорова представитель не “тихих русских захолустий”, а украинских вольных степей. Но это нюанс, а вообще тот ореол которым было окружено имя Марии Спиридоновой, ее известность в то время не идут ни в какое сравнение с Никифоровой. Имя последней не было так уж общеизвестно, да и барышня эта была иного калибра. А в октябре 1917 года, во время «десяти дней, которые потрясли мир», у нее была лишь местечковая роль. Глупый вопрос: почему Спиридонова была так популярна? Ведь она, насколько я помню, совершила покушение всего лишь на какого-то советника тамбовского губернатора. Ее покушение в январе 1906 года на советника губернатора Гавриила Луженовского, который участвовал в подавлении аграрных выступлений во время революции 1905 года и был лидером тамбовских черносотенцев, получило не только общероссийский, но даже мировой резонанс. Она была зверски избита помощниками полицейского пристава и казаками и, возможно, изнасилована. Вскоре с наиболее зверствовавшими полицейским Ждановым и казачьим офицером Аврамовым расправились эсеры. А кто раскрутил её дело? Это был журналист Владимир Попов, он провёл расследование этого дела для либеральной газеты “Русь”, благодаря этому и вошёл в историю. Он писал в газете под псевдонимом В. Владимиров. Он публиковал ее письма к сестрам и матери. К ней на процесс приезжал, возглавлявший тогда Союз адвокатов, член ЦК кадетов, Николай Тесленко в качестве ее главного защитника. На процессе он ее называл “символом поруганной России”. Эсеры активно пропагандировали ее поступок и ее преследование. Кроме того, тогда была традиция, еще с “Народной воли”, что когда кто-то шёл на теракт, то делалась его фотографическая карточка. А потом их распространяли среди народа в виде почтовых открыток и публиковали в нелегальных и заграничных изданиях. Карточка Спиридоновой распространялась по всей империи, с этим связаны интересные истории, где ее только не встречали вместе с другой карточкой популярного в народе лейтенанта Шмидта. Поэт Николай Клюев свидетельствует, что он увидел однажды фото Спиридоновой вставленное в киот в красном углу в некоей крестьянской избе. Тамбовские крестьяне молились за нее в специально поставленной часовне во имя Марии Египетской. Революционерка София Дубнова-Эрлих, дочь историка еврейства Семёна Дубнова, в своих мемуарах пишет, что неожиданно для себя увидела на собрании Бундовцев в доме у старика Соломона рядом с мезузой и минорой фотографию Спиридоновой, я уже не говорю, что она была у всех студентов и курсисток в съемных вскладчину комнатах в доходных домах. Кроме того все статьи о ней републиковались социалистической и либеральной печатью на Западе. Дальше под давлением общественности смертную казнь Спиридоновой заменяют на пожизненную каторгу. Ее этапируют в Бутырку, где к ней присоединяются еще пять женщин-террористок, а затем они едут по этапу в Сибирь. Это была триумфальная поездка, во всех городах, куда этот поезд прибывал люди устраивали такой приём! Массовые митинги, девушек забрасывали цветами, вывешивались партийные баннеры с лозунгами ПСР. А в Красноярске вообще рабочие окружили вагон и предлагали освободить девушек. Стоит отметить, что так было не всегда на царской каторге, этот случай был чуть ли не единственным исключением, это было в дни свободы, в дни первой Госдумы, затем все изменилось в сторону ужесточения режима, вплоть попыток введения телесных наказаний и массового суицида в ответ. Но главное, что произошло на Нерчинской каторге, куда их доставили: они встретились там с создателями ПСР Григорием Гершуни, убийцей министра МВД Плеве - Егором Созоновым, убийцей министра народного просвещения Боголепова - Петром Карповичем и другими легендарными революционерами. Здесь Спиридонова сблизилась с будущим соратником по созданию партии Левых эсеров Прошьяном. Итак, она находилась на каторге, а партийная и народническая в более широком смысле слова печать продолжала следить за её судьбой. Не раз ставился вопрос о её побеге (как это удалось Гершуни и Прошьяну), Вера Фигнер собирала для этого средства, выступая на митингах заграницей. Но ничего не вышло. Про пиар в прессе понятно, про ее смелость и решительность тоже, но были ли у нее другие качества? Была ли она настоящим лидером или теоретиком? Вот например историк Городницкий считает, что эсеры были примитивными, заидеологизированными людьми. Доля правды есть во всём. Городницкий в разные годы писал и говорил разное об эсерах, были у него и определенные восторженные оценки, здесь скорее всего он просто эпатировал публику. Он занимался только Боевой организацией эсеров, а партия в целом состояла из разных людей, разных типажей, с разным образованием. Были среди них блестящие учёные, цвет отечественной науки, такие, как будущий академик-биохимик Бах и его ученик Збарский, знаменитый социолог Питирим Сорокин, создатель и директор Института мерзлотоведения Сумгин, директор Института почвоведения Ростислав Ильин, популяризатор зоологии и природоведения Лункевич, один из лучших русских экономистов Николай Кондратьев, этнограф и главный специалист у эсеров по национальному вопросу Брюллова-Шаскольская, замечательные писатели Михаил Осоргин, Иван Вольнов, Александр Грин, будущий фантаст, специалист по организации заповедников и зоопарков Туров (Борис Фортунатов). Да масса кто ещё был, вот юные Осип Мандельштам и Борис Пастернак примыкали к эсерам, а Сергея Есенина подвигла на вступление в ПСР жена Зинаида Райх. Спиридонова же конечно не была теоретиком, но она оказалась литературно одарённым человеком, оставила интересную книгу воспоминаний о царском периоде, каторге, остались и ее пламенные статьи в эсеровской прессе. Она была талантливым агитатором и оратором, стояла в одном ряду с Луначарским, Троцким и Мартовым. О советском времени она к сожалению ничего не успела написать, ее судьба сложилась трагически, ее снова ссылали сначала на 3 года, потом каждый раз срок продлевался, а затем в годы Большого террора ей дали 25 лет и уже в 1941 году расстреляли. Теоретиками у Левых эсеров были упомянутый Камков, Владимир Трутовский, Исаак Штейнберг, а Спиридоновой было отдано крестьянство, она стояла во главе Крестьянской секции ВЦИК. Если говорить об их отношениях большевиков и эсеров, то в массовом сознании оно сформировано советским кинематографом, где эсер представляет собой типаж эдакого белого офицера только в штатском, которой постоянно пьет и готовит диверсии. Но как только погружаешься в документы, видно, что всё совсем не так. Расскажите, когда началось сближение с большевиками? Точно. Особенно ярко и карикатурно в «Судьбе барабанщика» по повести Гайдара. За исключением легендарного фильма Юлия Карасика “Шестое июля”, где левые эсеры были выведены в роли ошибающихся людей, но честных, прямолинейных и всё-таки союзников большевиков. В этом фильме роль Марии Спиридоновой исполнила Алла Демидова, а еще одного лидера левых эсеров Проша Прошьяна исполнил Армен Джигарханян. Этот фильм вышел в 1968 году и он произвёл хорошее впечатление на последних оставшихся в живых эсеров, которые прошли ГУЛАГ и вышли на свободу. Если говорить о сближении с большевиками, то оно происходило несколько раз, даже ставился вопрос о создании единой социалистической партии. Одним из приверженцев этой идеи являлся Натансон. Сближение было в 1905 году, во время революции, были совместные действия, конференции и в ходе самой революции в боевой штаб по руководству дружинами на Пресне входили как эсеры, так и большевики. Руководили штабом большевик Зиновий Литвин-Седой и эсер Соколов-“Медведь”. До сих пор историки спорят, кто был на первой роли, а кто на второй в этом штабе. Да в том же Циммервальде заседали вместе: Ленин, Мартов и Чернов с Натансоном. Подлинный блок большевиков и эсеров складывается в июльские дни 1917 года, когда происходят совместные вооруженные демонстрации, которые затем Ленин назовет репетицией революции. Тут уже и Спиридонова вернувшаяся из Сибири, пойдет на тактическое сближение и блокирование с большевиками. Наряду с Троцким и мичманом Раскольниковым Временное правительство бросило в «Кресты» Прошьяна. Если взять народ, крестьян и солдат, то они вообще первое время не различали большевиков и эсеров. “Ты против войны? Против буржуев из Временного правительства? Значит свой”, - такой был ход мысли. Поддержка же большевиков левыми эсерами в октябре 1917 года в пику эсерам-ортодоксам и вообще события Октября - тема для отдельной беседы. Слишком много там нюансов. Закончим интервью наивным вопросом, а что бы сделали левые эсеры в России, будь перевес не на стороне большевиков, а на их стороне? Левые эсеры как отдельная партия сформировали свою комплексную программу только к осени 1918 года. Это была программа политического строя, который они предлагали для России, и одновременно экономическая платформа под названием синдикально-кооперативная федерация. Это их очень сближало с анархо-синдикалистами. Ответить на ваш вопрос очень сложно. Там были миллионы обстоятельств и нюансов, бесконечные заговоры, перевороты и контрперевороты. Мне проще сказать, чего бы не должно было происходить, если бы эсеры оказались в большинстве. Само собой разумеется, не было бы раскрестьянивания, не было бы в таком виде коллективизации с раскулачиванием и спецпереселенцами и т.д. Никто бы не стал бороться с середняками в деревне. Этого не могло быть по определению. Не было бы и борьбы с церковью, хотя эсеры в большинстве своём были атеисты. Она была бы просто отделена от государства. Сложно поверить, что они бы организовывали союзы воинствующих безбожников и взрывали бы храмы. Плюс, конечно, они ратовали за демократический централизм. Не зря чекисты считали, что Кронштадтское восстание подняло на щит Лево-эсеровские лозунги - власть Советам, а не партиям, свободу социалистической печати и т.д. Возможно, это была бы попытка реализовать страну крестьянской утопии в хорошем смысле этого слова, вековую мечту Беловодья и Китеж-града, с опорой на кооперацию, которую нам описал Александр Чаянов в книге “Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии”. О которой так мечтали Есенин с Клюевым и другие новокрестьянские поэты эсеровского круга. Это была бы другая страна. Беседовал Алексей Сочнев |
||||
| Обсудить в блоге автора | ||||
