6
| Корейский национализм | ||||
 |
30.06 16:38 |  |
6143 | |
| skurlatov | ||||
Корейцы и их современные проблемы: корейский национализм. 2Легко догадаться, что для корейских националистов Манчжурия - некогда часть Когурё -является «утраченной» корейской землей (интересующиеся могут посмотреть на карту - знание корейского совершенно не обязательно). «Утраченными» считаются и земли Бохая. Первыми с такими заявлениями выступил известный националистический публицист Ан Чхон. Однако особый размах эти заявления приобрели в последние годы, после выхода в 1990 г. в свет его книги «Маньчжурия - наша земля». Этот пятисотстраничный том стал в Корее бестселлером и выдержал несколько переизданий. Вот, к примеру, как рисуют северокорейские ученые границы государства Когурё в эпоху трех государств (6-7 века). Примечательно, что северные рубежи вообще не уместились на странице атласа и можно предположить, что все касающееся Восточной Сибири и Дальнего Востока якобы было корейским. Конечно, никто из корейских националистов не призывает к немедленной войне с Китаем за «возвращение» Манчжурии. Речь идет о другом - о необходимости копить силы. Одни такой мечтатель написал в 1993 году: «Мы должны наращивать нашу мощь. Мы должны не снижать темпов экономического роста. И тогда мы все вместе вернём нашу землю, нашу Манчжурию». Автору этих строк приходилось убеждаться в том, что "манчжурские мечты" разделяют и достаточно ответственные сотрудники южнокорейских внешнеполитических ведомств. Кстати, сказать, некоторые территориальные перетензии высказываются и к России. Не случайно во вполне официальном Музее корейской независимости, в разделе, посвящённом территориальным проблемам с соседями, есть три стенда. Один посвящён островам Токто, которые находятся под фактическим корейским контролем, но на которые вяло претендует Япония. Другой стенд повествует о Манчжурии - правда, только о её приграничном районе, населённом в основном этническими корейцами (по мнению кураторов музея, эта территория "по праву" должна принадлежать Корее). Третий стенд говорит об островах в нижнем течении Тумангана, которые отошли к России в 1860 г. и которые тоже являются "отторгнутой корейской землёй". Более радикальные националисты идут дальше, выдвигая претензии на весь Приморский край или, как минимум, подразумевая, что данный вопрос следует по возможности обсуждать. Кстати, по своему замаху официальные северокорейские националисты (других в КНДР нет) превосходят даже неофициальных южнокорейских националистов.  Отвергая теорию алтайского происхождения корейцев, составители атласа подкрепили следующей картой выдвинутую Ким Ир Сеном идею расселения корейской нации по всем этим просторам чуть ли не из Пхеньяна - столицы идей "чучхе" - с 30 по 15 столетия до н.э. Замалчивание иностранных влияний. И в этом отношении корейский национализм не оригинален - достаточно вспомнить и советскую "борьбу с космополитизмом". Ирония ситуации заключается в том, что мало найдется на планете стран, которые бы подвергались такому постоянному и мощному иностранному влиянию как Корея. Достаточно сказать, что в типичном газетно-журнальном тексте примерно 80% всех слов являются китайскими заимствованиями (в большинстве языков процент заимствований ниже во много раз). Источником влияния не протяжении большей части корейской истории был Китай, а в последнее столетие эта роль перешла к Япония и США. Тем не менее, все упоминания об иностранном влиянии тщательно удаляются из националистической корейской истории. В националистическом дискурсе Корея неизменно предстает источником влияния на соседей. Показательны изменения в трактовке истории китайских префектур, существовавших на территории Кореи на рубеже нашей эры. Продолжительная китайская оккупация стала поворотным моментом в корейской истории. Именно тогда Корея была окончательно включена в дальневосточную («конфуцианскую») цивилизацию, к которой она принадлежала последующие два тысячелетия, а во многом принадлежит и сейчас. Еще в 1960-е годы в учебниках истории этому периоду посвящалась целая глава. Потом этот раздел был сокращён до нескольких параграфов, а ещё позднее - до пары абзацев. Впрочем, в Северной Корее не признают даже самого факта существования китайских префектур. Корейские националистические историки подробнейшим образом описывают, как в середине I тыс. н.э. корейские ученые, миссионеры и ремесленники "принесли цивилизацию" в Японию. Эти описания правдивы, но из них выпадает одна немаловажная деталь: корейские националисты стараются не привлекать внимания к тому обстоятельству, что «цивилизация», о которой идёт речь, являлась китайской. В те времена корейцы учили японцев китайской иероглифике, китайской философии, китайским технологиям, которые они сами усвоили несколькими веками ранее. В то же самое время сказать что-либо позитивное о японском влиянии на Корею в колониальные времена сейчас равносильно академическому или политическому самоубийству - несмотря не то, что в общем и целом вся «технология» жизни корейского общества по-прежнему устроена по японскому образцу. Японскими остаются принципы менеджмента, организация транспорта, форменная одежда, стиль изложения материала в научных статьях, методика проведения археологических раскопок, стиль официальных бланков, архитектура универмагов и многое, многое другое. Однако эти связи - совершенно очевидные для иностранца - в самой Корее либо замалчиваются, либо с гневом отрицаются. 4. ЛИЦО ВРАГА Корейский национализм интересен тем, что он достаточно чётко направлен против одной страны - Японии, ближайшей соседки Кореи. Вызвано это тремя обстоятельствами. Во-первых, японский колониальный режим был, скажем прямо, одним из самых жестоких во всей истории прошлого столетия. Хотя многие из рассказов о его преступлениях и являются пропагандистскими страшилками, японцы совершили немало вполне реальных преступлений. Вдобавок, они не скрывали своего презрения к корейцам, которых в большинстве своём воспринимали как в худшем случае как "унтерменшей", людей низшего сорта, а в лучшем - как объект ассимиляции, "недояпонцев". Во-вторых, корейский национализм формировался в кругах эмигрантской антиколониальной (то есть антияпонской) интеллигенции. Для деятелей шанхайского правительства в изгнании именно Япония была главным врагом, и поэтому разработанная ими идеология и мифология, весь националистический нарратив, был направлен на посрамление и разоблачение надменного восточного соседа. Во-третьих, в послевоенной Корее выбор Японии на роль «врага №1» был, бесспорно, логичен и с точки зрения политической прагматики. «Врагом №1» не могли стать США - главный спонсор нового режима. На эту роль не годилась и Россия-СССР, отношений с которой у Кореи на протяжении бОльшей части ее истории попросту не было. Не подходил и Китай, в котором у власти стоял (относительно) дружественный гоминьдан. Вдобавок, Китай был тогда слишком слаб и, значит, не мог восприниматься как сила, против которой была бы возможна и необходима национальная мобилизация. Сотни томов можно заполнить теми обвинениями, которые выдвигают корейские националисты против своих восточных соседей. Некоторые из этих обвинений вполне обоснованы, некоторые - фальсифицированы, некоторые - просто комичны. Ограничусь здесь лишь несколькими примерами - случайными, но, надеюсь, характерными. Читаю неплохую научную статью о социальной истории медицинского обслуживания в Корее. Автор начинает её с традиционных антияпонских инвектив, без которых не может обойтись сейчас ни один корейский историк. Он утверждает, что «состояние здоровья корейцев в период японского колониального управления было очень плохим, средняя продолжительность жизни составляла 22,6 лет для мужчин и 24,6 лет для женщин». Человек, знакомый с корейской исторической демографией, не может не улыбнуться, прочтя этот пассаж. Дело в том, что эти цифры относятся к 1910 г., то есть году установления японского колониального режима. Понятно, что цифры эти в действительности отражают ситуацию, существовавшую в независимой, доколониальной Корее. Кстати, когда японцы покидали Корею, продолжительность жизни была другой - 43 года у мужчин, 44 года у женщин. За 35 лет колониального рабства средняя продолжительность жизни выросла почти в два раза (главным образом, за счет внедрения водопровода, канализации и проведения простейших гигиенических мероприятий). Даже, казалось бы, политически нейтральные действия японской администрации неприменно интерпретируются как проявление зловещих планов. Так, в краеведческой книге по истории колониального Сеула, глава о Сеульском вокзале озаглавлена «Сеульский вокзал - точка отсчёта для [японской] агрессии на континенте». В другой - весьма интересной - книге по истории сеульской архитектуры раздел, посвящённый зданиям тридцатых годов, назван ещё красноречивее: «Банки и универмаги - плацдарм экономического ограбления»! Впрочем, сеульскому вокзалу еще повезло - возможно, потому, что большинство справочников утверждает, что вокзал построили по немецкому проекту (вообще-то, проект был японским). В последнее десятилетие в Корее идет кампания по уничтожению японского архитектурного наследия. Здания, которые были построены в 1910-1945 гг. (по определению, японскими архитекторами) сносятся во имя «расовой чистоты облика корейской столицы». Этот процесс сопровождается бурным ликованием прессы и большинства населения. Так, в августе 1995 года, по случаю 50-летия освобождения страны, было торжественно снесено бывшее здание Генерал-губернаторства. Защитников национальной чистоты не остановило даже то, что именно в этом здании 15 августа 1948 года была официально провозглашена Республика Корея. Снос был обставлен как национальный праздник, как очередной триумф корейского духа над злобными колонизаторами. В целом национально-архитектурная чистка идет успешно: сейчас в Сеуле практически не осталось зданий, возведенных в 1910-1945 годах. Автор этих строк является членом редколлегии «Сеульского вестника» - ежемесячного издания, которое выходит в Сеуле с 1997 г. (и, вопреки всем законам экономики, не разоряется). В 2001 г. наше скромное издание вызвало неудовольствие южнокорейского МИДа, с сотрудниками которого пришлось объясняться довольно долго. Что обидело дипломатов? По недосмотру корректора на карте, помещенной в одном из номеров газеты, водная гладь к востоку от Корейского полуострова была названа так, как ее именуют на российских (и иных некорейских) картах - Японским морем. Однако корейское правительство уже давно ведет активную кампанию за возвращение морю исторически правильное название. Полагаю, что читатели уже догадались: таким названием должно стать «Восточно-корейское море». Южная Корея сейчас отказывается принимать участие в международных конференциях, если в их названии фигурирует «неправильное» наименование этого водоема. Южнокорейские газеты всех направлений уделяют огромное влияние перипетиям этой борьбы (комизма которой, кажется, не замечает никто) Достается и японской культуре. Вот, например, что пишет популярный в Корее поэт Ким Чи-ха: «В основе японской культуры лежит смерть и разрушение жизни. Другая сторона японской культуры - ее сентиментальность. Сентиментальность, символом которой является восхищение цветущей сакурой - это лишь другая сторона насилия. Нигилизм, аморальность, болезненная сексуальность - все это лишь разрушение жизни». Реальные и вымышленные недостатки японской и американской культур противопоставляются культуре корейской. Самих корейцев националисты считают - конечно же! - «мирными», «простыми», «наивными», «эмоциональными», «отзывчивыми». Именно в этом - сила корейцев, но в этом же и их слабость: ведь коварные и рассчетливые японцы, американцы, русские и прочие иностранцы так ловко пользуются врожденной корейской наивностью и добросердечием. До недавнего времени в Корее действовали официальные запреты на распространение японской массовой культуры, которые были существенно ослаблены только в последние годы. Прокат японских фильмов в корейских кинотеатрах был официально запрещен. Нельзя было продавать в Корее японские комиксы, а корейским радиостанциям запрещалось транслировать японскую поп-музыку (впрочем, это не мешало корейским композиторам активно копировать японские мелодии). В самом престижном университете страны - Сеульском Государственном - не было кафедры японского языка, которую там не открывали по принципиальным соображениям. Активно нападая на «американский империализм», левые тоже не забывают о японской (точнее, антияпонской) тематике. Отчасти это вызвано традициями, а отчасти - политическими расчетами. Дело в том, что в 1945-1950 гг. оба корейских режима столкнулись с острейшей нехваткой кадров. Количество образованных корейцев было тогда ничтожным - в 30-миллионной стране только 4-5 тысяч человек имели высшее образование. В Северной Корее проблему отчасти решили за счет «импорта» образованных корейцев из СССР и Китая. В Южной Корее такое решение было невозможным, ведь в США в те времена почти не было образованных корейцев. В этих условиях Ли Сын Ман стал активно брать на службу коллаборационистов, то есть тех корейцев, которые до этого работали в японских колониальных учреждениях (всё это сопровождалось активной антияпонской риторикой). Бывшие японские капитаны и майоры становились корейскими генералами, а бывшие чиновники колониальных канцелярий переходили - с существенным повышением - в министерские канцелярии нового правительства. Речь, конечно, шла только об этнических корейцах. Никто, разумеется, не трогал и крупных капиталистов - при том, что все заметные состояния в колониальной Корее были сделаны под покровительством японской администрации. Подобная политика привела к тому, что многие заметные фигуры в корейском истэблишменте 1950-1980 гг. были экс-коллаборационистами (или могли быть объявлены таковыми: «коллабрационизм» - явление расплывчатое). Это, конечно, не мешало им произносить положенные антияпонские инвективы, но левая оппозиция всегда могла напомнить, например, что президент Пак Чжон Хи начинал свою карьеру как младший офицер в японской императорской армии. Однако основной мишенью корейских левых националистов стали американцы. Антиамериканские инвективы - явление новое. До начала восьмидесятых антиамериканизм в Корее практически отстствовал: почти все политические группы и общественные слои были искренне благодарны за поддержку, которую США оказали Корее во время войны и в период послевоенного восстановления. Однако к началу восьмидсятых годов в жизнь вошло поколение, которое не помнило Корейской войны и не ело американской гуманиатрной тушёнки. С другой стороны, для него было очевидно, что в их стране существует диктатура, и что за спиной этой диктатуры стоят США (о вкладе диктатуры в экономическое развитие страны эти молодые интеллигенты либо не задумывались вовсе, либо его отрицали). В своих антиамериканских публикациях левые националисты широко используют марксистскую и неомарксистскую терминологию. Америка критикуется не столько потому, что американцам свойственны какие-то врожденные пороки, сколько потому, что она является «империалистической» и «неоколониальной» державой. Разумеется, достаётся и американскому образу жизни со всеми его стандартными атрибутами. Вот, например, как описывает кока-колу Мин Пён-ран - один из ведущих лево-националистических литераторов: Ее имя застревает на кончике языка, Ее цвет отвратителен как цвет канализационные стоки. Американская кока-кола в западной бутылке! […] Америка легко льется в горло И исчезает во тьме кишечника Оставляя только горький привкус на языке Оставляя только пену в желудке. До недавнего времени левый национализм оставался идеологией кампусов, и его влияние на массы было не так уж и велико. Основная масса корейского среднего класса - клерки, чиновники, младшие менеджеры, квалифицированные рабочие - оставались глухи к тирадам левых идеологов. Однако сдвиги в отношении к внешнему миру - налицо. В 1995 г., например, 72,2% корейцев старше 50 лет сочли, что «дружественным государством» для Южной Кореи являются США. Однако среди 20 и 30-летних корейцев такой Америку дружественным государством считали только 33,3%. Большинство молодых на вопрос о «дружественных государствах» дали тогда ответ, который мог бы порадовать любого националиста - «у Кореи нет дружественных государств» (такой ответ выбрало 45,8% двадцатилетних). Во многом корни таких изменений понятны. Во-первых, взрыв элитарного национализма и антиамериканизма не прошел бесследно. Былым активистам студенческого движения сейчас около сорока. Многие из них стали профессорами и журналистами (в бизнесе их, само собой, поменьше) и активно воспитывают студенческую молодежь в своем духе. Во-вторых, экономический рост и созданное им процветание делает новые поколения куда более уверенными в своих силах. Им уже не нужно прятаться за спину Большого Брата, они считают, что вполне могут постоять за себя, а американское присутствие воспринимают как ненужное и раздражающее. *** Впрочем, нынешнее богатство страны заметно смягчает остроту политических и национальных вопросов. Кроме того, корейцы все больше ездят по планете, все активнее общаются с иностранцами. Относится это далеко не к одной элите - при нынешних южнокорейских зарплатах даже семья квалифицированного рабочего вполне может отправить сына поучиться за границу. Так что корейский национализм никогда не переходит в вульгарный мордобой в стиле европейских и российских скинхедов, готовых бить всех с нетипичной для данной местности формой носа. Он остается, в первую очередь, интеллектуальным течением - пусть и весьма мощным". |
||||
| Обсудить в блоге автора | ||||
