Зато завершились слушания с помпой и синхронно: на прошлой неделе обвиняемых в убийстве Волкова присяжные единодушно признали виновными; Черкесову за убийство Свиридова дали 20 лет, остальным участникам драки — по пять; дравшихся с омоновцами у стен Кремля отправили в колонии на несколько лет.

Можно вздохнуть о том, что в суде показательным выступлениям не место. Можно возмущаться искусственными приговорами: сроки и приятелей Черкесова, и пришедших на Манежную площадь молодых людей непомерно велики. Можно критиковать работу прокурора, которая считает доказанным умыслом на убийство следующую фразу в обвинительном заключении: «Они, попив пивка, чувствуя свою безнаказанность, решили все вместе воспользоваться малозначительным поводом в отношении кого-либо (так, кто попадется), для того чтобы совершить на этого человека или людей нападение с применением пистолета».

Но мне кажется, что обиднее всего другое.

Процессами над настоящими наци-скинхедами в России интересуются мало. Они, как правило, закрытые: обвиняемые часто несовершеннолетние, прокурор часто опасается за свою жизнь, а потерпевшие часто просят не афишировать их имена. В них много насилия, грязных историй, крови и косых взглядов. Разбирательства по ним редко укладываются в месяц, даже если подсудимые дали признательные показания.

Популярными в народе становятся бытовые конфликты, которые всем ближе и понятнее. В них нет идеологии и легче занять «верную сторону» — например, сказать, что виноваты приезжие. На днях мне рассказали историю, которая запросто могла бы стать еще одним громким судебным процессом.

Этим летом компания москвичей, футбольных болельщиков, праздновала день рождения приятеля в кафе в Мытищах. Заведением владел один из фанатов, в этом городе выросший. Отгуляв ночь до утра, они вышли на улицу и увидели там другую компанию. На автомобильной стоянке общались с десяток молодых людей, а один из них стрелял в воздух из травматического пистолета. «А чего это ты тут стреляешь?» — не смогли остаться равнодушными болельщики. Местные посоветовали им ехать по домам. Их послушались. Дальше, как пишут в полицейских сводках, в связи с внезапно возникшей личной неприязнью завязалась словесная перепалка. Разгоряченные москвичи предложили «биться».

Один из местных, пользующийся у товарищей авторитетом, отказался. И второй раз отказался, и третий. Тут кто-то из компании фанатов не выдержал и с разбегу ударился в толпу местных, попутно заехав кому-то кулаком. Через четыре минуты все москвичи разглядывали асфальт: лицами вниз их уложил отказывавшийся драться молодой человек. Остальные его приятели даже не двинулись. У поверженных москвичей забрали деньги, мобильные телефоны, а зачинщика драки взяли за руки и за ноги, оттащили на рельсы проходящей неподалеку железной дороги, приставили травматический пистолет к голове и сказали: «Больше так не делай».

Протрезвевшие к вечеру москвичи стали выяснять, что с ними случилось. Владелец кафе, знающий в Мытищах многих, выяснил, что они столкнулись с известным в городе «боевым крылом» местных «братков», а человек, который парой ударов расправился с их компаний, — чемпион мира по одному из единоборств. Старшие товарищи даже устроили им встречу — мириться. Забравших деньги и документы прилюдно отчитали, ценности вернули, а владелец кафе вдруг вспомнил, что фамилия чемпиона ему знакома. Оказалось, что он жил с ним в одном дворе, дружил с его старшим братом и катал тогда еще трехлетнего чемпиона в коляске. Бывшие соседи обнялись и выпили.

А теперь представьте, что в одной из этих компаний были бы только кавказцы.

А теперь представьте, что в компаниях, подравшихся со Свиридовым и Волковым, не было бы кавказцев вообще.

В рассказанной мне приятелем мытищинской истории есть типичный национальный конфликт: приезжие задирают местных. Просто разделительная полоса между ними проходит по московской кольцевой автодороге, а не по границе Ставропольского края. И это лучшее объяснение, почему националистическая теория «мы не можем жить с ними, так как они другие» фальшива и глупа. Противопоставление «свой — чужой» может строиться еще на тысяче вещей, кроме национальности, гражданства и прописки. От других нельзя отделиться, потому что другие — это все. Даже те, кого ты укачиваешь в коляске во дворе собственного дома.

Автор — корреспондент журнала «Власть» ИД «Коммерсант».