Раньше с «Божьей волей» вживую я никогда не сталкивалась. Вчера восполнила этот пробел сполна.

Еще до начала заседания пристава, который просил сторонников Цорионова прекратить молебен в коридоре суда, некий батюшка в рясе с густой бородой (как резонно отметили коллеги, утверждать наверняка, что это действительно батюшка, пожалуй, нельзя) обвинил в желании выслужиться перед начальством. «Вон он уже место под новую лычку готовит!» Вообще довольно интересно, как это похоже на реплики некоторых активистов совсем других взглядов. Причем в их ситуации приставы обычно не так мягки.

В группу поддержки Цорионова входили и пожилые, и молодые. Даже в своем кругу они не всегда были единодушны. Так, при мне развернулась дискуссия между девушкой, которая читала на телефоне электронную версию англоязычного православного журнала «Death to the World» с черепом на обложке, и немолодой женщиной в платке. Последняя убеждала собеседницу в том, что мобильные телефоны и прочая подобная техника — зло, которое только вредит людям. «Раньше без этого жили, и ничего!» — поддерживал женщину мужчина примерно ее возраста. 

Потом верующие переключили свое внимание на журналистов. Мы для них — все без исключения — оказались желтой прессой, которая перевирает все, что только можно. Одна из женщин предложила всем помолиться за то, чтобы Господь нас вразумил и мы осветили этот важный процесс правильно, ведь Россия — православная страна, где больше 80% населения — христиане.

Замечание о светском характере нашего государства вызвало бурную реакцию. Мужчина, который говорил о жизни без электроники, на этот раз заметил: «Вообще-то за эту конституцию никто не голосовал, так что она не имеет никакого значения».

Разговор о журналистах продолжился. Начались вопросы, кто крещен, а кто нет. Крещеных репортеров упрекали в том, что они зря носят свои кресты (и всё равно не спасутся; разве что Бог раскроет им глаза — и они очистятся через страдания).

Когда пришло время заходить в зал, «братья и сестры» Энтео решили, что журналисты должны попасть туда последними. Как только дверь открылась, на репортеров, которые дежурили у входа, навалились сзади. Хорошо помню, как кто-то резко потянул меня за рукав кофты, я обернулась и увидела за собой того самого батюшку. Попросила его убрать руки, повернулась — и снова почувствовала рывок за рукав. На этот раз он сопровождался какой-то фразой вроде «что ты тут еще вякаешь, шавка мелкая». Не помню дословной формулировки, но слово «шавка» в этой фраза точно было.

Просили не теснить их и другие журналисты (в основном, как обычно, это были девушки). На просьбу одной из коллег прекратить драку молодой активист философски заметил: «Если бы мы устроили настоящую драку, ваших костей бы потом не собрали».

Уже в зале те репортеры, которым посчастливилось оказаться рядом с этим молодым человеком, узнали, что они «молодые амазоночки» с мозгом амеб, которых никто никогда не возьмет замуж.

Во время протокольной съемки сторонницы Энтео на первых рядах активно позировали, изображая руками какие-то жесты. Батюшка тоже сел впереди и все заседание читал молитвенник. В самые эмоциональные моменты зрители вступали в споры с судьей, но выводить их не стали. Если вспомнить, как обычно обходятся с крикливыми группами поддержки по другим делам, можно еще раз удивиться терпению приставов.

Не выдержали они только в самом конце, когда решение судьи — после объявления о 10 сутках ареста для Энтео — стали заглушаться криками «Позор!» и «Божий суд», а сам Цорионов заявил, что суд покусился на будущее христианской России.

Конечно, нельзя мерить всех одной меркой. Так, например, рядом со мной весь процесс просидела девушка, которая явно симпатизировала Энтео, однако вела себя интеллигентно и даже пыталась прекратить споры и всех успокоить. Но, увы, эта девушка была в меньшинстве.

Когда всё закончилось и мы вышли на улицу ждать адвоката, я не выдержала и обратилась к тому бойкому молодому активисту, который отпускал реплики в адрес журналистов чаще всех.

— Слушайте, а Вы готовы спокойно поговорить? Без крика, без ругани, просто поговорить. Вот объясните, почему от вас такая агрессия идет? 
— От нас агрессия? Да это от вас одна агрессия! 
— Ну подождите. Вот когда все началось? У дверей в зал, когда вы потребовали вас всех пропустить. Но мы же работаем. Мы получаем информацию, чтобы передать ее дальше, чтобы о процессе узнали не только вы, но и другие. Есть заведенный обычай, считайте — иерархия: сначала в зал попадают родственники, потом пресса, потом зрители. Вы называете себя братьями Цорионова, но давайте откровенно. Вы же всё понимаете. 
— Но вы же всё искажаете! 
— Я не могу отвечать за других, я отвечаю за себя. Я рассказываю о том, что вижу. 
— Но Вы же видите под определенным углом! Вам как скажут, так Вы и напишете! 
— Кто скажет? 
— Ну там, сверху. 
— Я сама себе сверху. Я сама себе говорю.

Тут в разговор вмешивается Петя Пархоменко, который в очередной раз советует прекратить эти бессмысленные споры, потом мой собеседник задает вопрос, где именно я работаю, и, услышав ответ, громко протягивает «аааа, всё понятно!», потом я начинаю объяснять, что мы никогда не закрывали свои площадки для Цорионова и всегда давали ему слово, но тут со стороны шикают коллеги, и я вижу, что все ринулись кого-то записывать. Я тоже бегу. Впрочем, оказывается, что можно было бы и не так торопиться. Это не адвокат, это решила выступить представительница движения сопротивления новому мировому порядку.

Больше диалога, к сожалению, не получилось.