5
| Неизвестные солдаты на необъявленной войне | |
 |
2.09 21:20 |
 4842 |
| О войне в далёком от Украины Пскове говорят всё чаще и чаще Утром 28 августа 2014 года у нас (Ильи Васюнина из «Русской планеты», Владимира Роменского из телеканала «Дождь» и меня, представляющего «Псковскую губернию») было как минимум три адреса жён псковских десантников, которые готовы были встретиться с журналистами. Они обещали рассказать о том, что же на самом деле произошло с их мужьями. Первоначально мы собирались сразу же отправиться в один из районных центров Псковской области, где работает одна из женщин. Но в последний момент решили, что зайдем на улицу Горького к Ольге Алексеевой, которая этим же утром встретилась с журналистами из «Новой газеты» и «Фонтанки. ру». Было понятно, что после того, как материалы Нины Петляновой («Новая газета») и Ирины Тумаковой («Фонтанка.ру») будут опубликованы, встретиться с Ольгой Алексеевой нам не дадут. «Так не бывает! Так не бывает!..» До улицы Горького, находящейся неподалёку от Псковского кремля, на ближнем Завеличье, мы дошли пешком. Машина ехала совсем другой дорогой. Ничего подозрительного мы не заметили. Ольга Алексеева с двухлетним сыном ждала нас во дворе в условленном месте. Однако наш разговор длился только семь минут и резко прервался. Ольга успела рассказать, что её муж Руслан Федоров – сержант-контрактник, хотя «должен был быть офицером», учился на курс младше командира - офицера Антона Короленко, которого только что похоронили на родине, в Воронежской области. Информации у неё о Руслане немного, но она точно знает, что несколько дней назад он был жив, когда затаскивал в машину солдата, которому в бою перебило ноги и который сейчас лежит то ли в больнице, то ли в госпитале. Владимир Роменский играл с сыном Ольги, который быстро бегал по двору – от качелей до кустов и обратно. Мы с Ильей Васюниным слушали Ольгу Алексееву. И в это время к дому подъехала машина – серая «лада». Из неё медленно вышел офицер в бушлате, из-под которого была видна тельняшка. Это происходило в метрах сорока от нас. Я спросил Ольгу Алексееву: «Вы знаете этого человека?» - «Нет», - ответила она. Тем временем этот человек с капитанскими погонами неспешно к нам подошёл и прямо с ходу обратился к Ольге: «Вас вызывает командир полка!» Она отшатнулась и закричала: «Так не бывает! Так не бывает!.. Жену сержанта к командиру полка!.. Я знаю, зачем меня туда приглашают!» Весь последующий разговор длился минут пять-семь. Я успокаивал Ольгу, рассказывал про то, что в Костроме командование встречалось с родственниками десантников и ничего страшного не произошло. Возможно, это не то, о чём она подумала. Но перед Ольгой стоял капитан, с еле заметной улыбкой однообразно повторявший, что командир полка её ждёт и надо садиться в машину. Она смотрела на капитана ужасом. В какой-то момент Ольга стала валиться на бок, а я удерживал её, обняв левой рукой и одновременно спрашивая: «У кого есть вода? Вода у кого-нибудь есть?» Воды не оказалось. В конце концов, из серой «лады» вышел сидевший за рулём прапорщик и тоже стал уговаривать Ольгу сесть в машину. Было сказано: «В нашей машине есть детское кресло». Я ответил: «Лучше дайте воды». Капитан повернулся к прапорщику, приказав: «Купи воду». Тот на минуту отошёл в ближайший магазин… Ольга сделала несколько глотков. Владимир Роменский принёс женщине сына и передал из рук в руки, спросив: «Куда это он всё время бежал?» - «К луже», - попыталась улыбнуться Ольга, взяв сына на руки и крепко-крепко прижав к груди. Всего за несколько минут она изменилась до неузнаваемости. Сцена была душераздирающая: двое военных медленно сопровождают женщину с ребёнком к машине. Шла она обречённо. Напоследок я сделал фотографию отъезжающей серой «лады» с номером «Н 926 ЕР 29», то есть с номером, зарегистрированным в Архангельской области. «Нас найдут где угодно, и жить мы не будем…» В Пскове в последние дни журналистам стало передвигаться небезопасно. Первого человека, в котором заподозрили журналиста, пытались избить прямо на похоронах Леонида Кичаткина в 11.00 25 августа 2014 года. Это было на моих глазах. Одного из нападавших я сдерживал, при этом произнося: «В такой день? Прямо на кладбище? Во время похорон?» Парень, которого я удерживал, после этих слов немного успокоился. Но особенно усердствовал офицер в синей форме. Офицера оттаскивали его же сослуживцы. Удержать его было труднее всего. Но затем вмешалась полиция. Могилы Леонида Кичаткина и Александра Осипова мы всё же в тот день, 25 августа, посетили. Сменили машину и приехали – уже в другом составе. Положили цветы. Сфотографировали на два фотоаппарата могилы. Таблички и фотографии были на месте. 27 августа примерно полдесятого утра журналист информационного агентства Reuters Денис Пинчук позвонил мне с сельского кладбища Выбуты и уточнил: ничего он с фотографом не перепутал? Справа река Великая, слева большой зелёный мусорный контейнер. Дорога ведёт вверх, к полю… Справа несколько свежих могил, но табличек с фамилиями Леонида Кичаткина и Александра Осипова они не нашли. Лишним доказательством того, что Денис Пинчук ничего не перепутал, было то, что неожиданно узкую кладбищенскую дорогу ему перегородил джип. По словам корреспондента агентства Reuters, из джипа «выскочили двое хорошо сложенных бритоголовых молодых людей в спортивной одежде». Один них потребовал: «Поворачивайте отсюда! Здесь запретная зона, и туда вы не пройдете. Убирайтесь, а то сейчас старшего вызовем, и поедете с ним». Но старшего вызывать не пришлось. Вместо «старшего» к джипу подошли полицейские, пообещав «увезти молодых людей в отделение для выяснения личности». Капитан полиции объяснил, что полицейский пост на кладбище установлен для того, «чтобы не было таких драк, которые были вчера». Через полчаса мы уже сравнивали фотографии, сделанные 25 и 27 августа на одном и том же кладбище. Смотрели фотографии с разных ракурсов (наши - на компьютере, рейтеровские прямо в фотоаппарате). И пришли к единодушному мнению, что это были одни и те же могилы, одни и те же кресты и венки. Всё было то же самое, кроме отсутствовавших табличек с именами и датами. Кроме того, исчезла фотография с могилы Леонида Кичаткина и лента с упоминанием воинской части у Александра Осипова (фотографии там не было изначально). Накануне, 26 августа, во время съемки телеканала «Дождь», таблички, фотография и венок были на месте. Тогда же, 26 августа, ещё задолго до появления джипа перед журналистами информационного агентства Reuters, в Псковском районе произошло ещё несколько происшествий на кладбищах. Наиболее опасно, оказывается, в тот день было приезжать на новое городское кладбище «Белый Мох», находящееся неподалёку от Киевского шоссе - за Крестами и виадуком. Кроме того, главного редактора петербургского информационного агентства «Телеграф» Сергея Ковальченко и фотографа Сергея Зорина задержали неизвестные. Журналисты тоже фотографировали могилы десантников. К ним подошли «двое крепких молодых людей в гражданской одежде, которые не представились и, угрожая расправой, потребовали отдать фотоаппарат». Сказали, что сейчас подъедут «старшие», обнулили карты памяти на фотоаппарате… А на Нину Петлянову и Ирину Тумакову в этот день нападали дважды. Около часа дня они приехали на новое кладбище в районе Кресты, - узнав о том, что там «в последнее время хоронили погибших десантников псковской дивизии и спецназ ГРУ». Нина Петлянова рассказала: «Мы были там, когда поминали одного из погибших. Мы стояли с родственниками, разговаривали о том, как всё случилось. Когда они отошли, я сделала один кадр могилы. После этого к нам подскочили двое мужчин. Они запихнули меня и коллегу из интернет-газеты "Фонтанка.ру" Ирину Тумакову в "газель", отобрали у меня фотоаппарат, удалили все фотографии. Сказали, что если они когда-нибудь увидят эти фотографии или какую-то информацию о себе в интернете, нас найдут где угодно, и жить мы не будем. Отобрали у нас паспорта, удостоверения и сфотографировали их. Отвезли нас на этой "газели" куда-то в лес, высадили, сказали: "Чтобы мы больше вас не видели"». Вечером того же дня на тоже кладбище, находящееся неподалёку от остановки «Белый Мох» на Киевском шоссе, на одной машине отправились сразу четыре журналиста: Ирина Тумакова, Нина Петлянова, Владимир Роменский и Илья Васюнин. Происходившее Нина Петлянова описала так: «Около шести мы вместе с ними поехали смотреть могилы. Мы только въехали на территорию кладбища, как с двух сторон на нас понеслись два амбала в куртках с капюшонами, лиц не видно. Мы пытались выехать, но они догнали автомобиль, один упал на капот, второй догнал сзади. Нам прокололи каким-то шилом или штопором (Илья Васюнин, позднее просмотрев отснятый материал, считает, что это было сверло. – Авт.) два колеса, поцарапали лобовое стекло. На проколотых колесах мы проехали минут 5-7 до ближайшей заправки на Ленинградском шоссе. Тут мы остановились и вызвали наряд полиции». Владимиру Роменскому позднее всё же удалось сфотографировать могилу военнослужащего Алексея Карпенко с датами рождения и смерти (01.07. 1974 – 18.08. 2014). То есть поздно вечером 26 августа 2014 года табличка и фотография на могиле Алексея Карпенко ещё была. Есть ли она сейчас – неизвестно, потому что на псковских кладбищах с некоторых пор появились посты, которые отсекают всех «лишних» «Нас бомбят уже неделю, а завтра мы идём в наступление» Таким образом, когда мы 28 августа 2014 года ехали в один из районных центров Псковской области на встречу с женой псковского десантника, предположительно воюющего на Юге, то допускали неожиданные повороты. Но в тот день обошлось без неожиданностей. Может быть потому, что общались мы с женщиной не дома и не рядом с домом, а на её работе. Разговор длился 47 минут. Здесь мы приводим распечатку этого разговора. Отвечает жена десантника Юлия. Вопросы задаю я, Илья Васюнин и Владимир Роменский. Почти никаких комментариев к этому разговору не будет. Юлия знала, что идёт аудиозапись на три диктофона. Мы их держали открыто. Говорить на камеру или фотографироваться она отказалась. Многие её высказывания требуют проверки, некоторые (например, про больницу) пока не подтверждаются другими источниками, но нам было важно понять – что думают обо всём происходящем с псковскими десантниками их родные. Почему они ведут себя так, а не иначе. На что надеются. Во что верят. Что чувствуют. Свой рассказ жена псковского десантника Юля Л. начала со слов: «Никто ничего не говорит. Всё засекречено. В частях – вплоть до увольнения». – «Что это значит? Если вы будете говорить, то ваших мужей уволят?» - «Если будут говорить те, кто служит». – «Но вам лично никто говорить не запрещал?» – «Мне-то нет, но у меня муж служит». – «Вы интересовались судьбой своего мужа?» - «Конкретно я не интересовалась. Собиралась туда (в дивизию - Авт.) ехать, но мне сказали, что будет дан один ответ: "Все находятся на учениях"». – «Кто вам это сказал?» - «В дивизию ходили матери мальчишек, которые там служат. Им сказали, что все - на учениях в Ростове». - «Когда уехал ваш муж?» - «Две недели назад… В понедельник они поехали на учения в Кислово (полигон под Псковом, рядом с Выбутами. – Авт.). В четверг он мне позвонил и сказал, что их срочно отправляют. До этого я ему позвонила и спросила: "Вас точно никуда НЕ отправляют?". Он ответил: "Точно". А через десять минут перезвонил и сказал, что пришлёт список вещей… Я собирала ему вещи. Они вечером в четверг уехали на аэродром, и в пятницу вылетели». – «Много было народу на аэродроме?» – «Пятьсот из дивизии и пятьсот из Черёхи… Он ОТТУДА звонил три дня назад, и говорил, что если что случится, чтобы я не боялась… И квартиру, и всё до копейки, всё что можно, от армии получила… Чтобы не было напрасно». – «Он сказал, где находится?» - «Он сказал, что "нас бомбят уже неделю, а завтра мы идём в наступление"». – «Это когда он сказал?» - «Двадцать пятого числа». – «Какого ваш муж года рождения?» - «(Последовал ответ, который мы не приводим. – Авт.) Ему осталось по контракту служит лет семь. Он давно служит». - «Рассказывают, что эти контракты разрывают, и они подписывают новые бумаги». – «Никто этого точно не знает». – «У контрактников паспорта остаются на руках?» - «Он с паспортом поехал». – «Это было обычное дело – брать с собой паспорт?» - «Да, он всегда брал с собой паспорт и водительское удостоверение». – «А карточки?» - «Нет». – «Но вы видели украинские публикации, где были фотографии банковских карт, будто бы найденных на поле боя». – «Видела. Понятно, что это карточки наших. Но дело в том, что этот мальчик из Печёр какой-то совсем молодой, 94 года, кажется. Может быть он и взял с собой всё, если у него здесь ни семьи, никого… И он только контракт подписал и ему негде было это оставить». – «Сколько времени вы с мужем в тот раз говорили по телефону?» - «Минуты две. Он говорил с украинского мобильного». – «Почему вы решили, что с украинского?» «Потому что код "+38"». - «А вы сами потом звонить ему не пробовали?». – «Он просил больше не звонить и номер удалить… Дело в том, что все, кто находится в России – все звонят домой. Они уходят ТУДА на три-пять дней, а потом возвращаются и выходят на связь». - «Фамилии "Кичаткин" и "Осипов" вам ни о чём не говорят?» - «Нет, это всё, наверное, с дивизии, а мой муж служит в Черёхе». – «Никто из его однополчан на связь не выходит? Вы же поддерживаете связь с другими жёнами» - «Нет, не выходит. Они все улетели вместе, а там их разделили…» «Я сейчас живу только тем, что нет вестей – и, слава Богу» Во время разговора разразился сильнейший ливень. Мы стояли под навесом, и приходилось говорить громче обычного, чтобы аудиозапись была хорошая. «Ваш муж был в Крыму?» - «Был». – «А награды какие-то есть?» - «"За возвращение Крыма". В Осетии он тоже был…» - «А как он относился к событиям на Украине? Он сам мог вызваться ехать?» - «Там не спрашивали… Там шёл недобор. Не хватало шесть человек. И тогда шесть срочников подписали контракт». – «Он сам это сказал?» - «Не он… Я сама потом узнала». – «А что жёны говорят?» - «Жёны в шоке… Они не знают, что делать… Когда смотришь телевизор, когда знаешь, что приходят "двухсотые" и "трёхсотые"». – «Вы верите, что могилы в Пскове есть и что это не слухи?». – «Конечно, верю» - «Некоторые не верят, говорят, что это подделка… Фамилию вашего мужа вы не назовёте? Или хотя бы имя». – «Фамилия может быть любая. Какую хотите, такую и пишите, потому что у всех такая ситуация. Мой хотя бы один раз позвонил, а некоторые вообще не звонят. Понимаете? А жёны – с грудными детьми. Молоко пропадает… Просто все в шоке». - «В Костроме родственники встречались с командованием. У вас не было желания совместно обратиться к командованию полка или дивизии? В закрытом режиме, без журналистов». – «У них на всё один ответ. Психолог разговаривает монотонным голосом – о том, что они находятся на учениях…» Юля вдруг сама задала мне вопрос: «Вы сами были на похоронах?» - «Да». – «Там же стояло оцепление. В церкви отпевали очень быстро… Пускали только близких и родных». – «Это вы про Выбуты говорите?» - «Да». – «Оцепление там было довольно условным… Нам пройти удалось, но ненадолго». – «Сходите в областную больницу» - «Вы думаете, что там кто-то есть?» - «Да, сто человек… Говорят, что им давали подписывать какой-то контракт – задним числом с ДНР». – «Но это пока только слухи». – «Да, а ещё есть слухи, что кого-то уволили задним числом… Я сейчас живу только тем, что нет вестей – и, слава Богу. Себя успокаиваю». – «И всё же почему вы молчите? Боитесь, что могут наказать?» - «Не потому, что могут наказать. Мы не знаем – у кого спрашивать. У них – один ответ. Никто не знает, куда обращаться. Что делать – никто не знает. Вообще никто не знает! Что делать?!» - «В комитет солдатских матерей не пробовали обращаться? Публичное обсуждение иногда приносит пользу» - «А что они сделают? Привезут их обратно?» - «Проведут пресс-конференцию, заставят командование хоть что-то объяснить». – «Это же всё идёт от Путина. Никто их не заставит… Этот главный ополченец… как его… («премьер-министр» «ДНР» Александр Захарченко – Авт.) сегодня сказал, что там есть либо бывшие военные, либо в отпуске». – «Вы представляете своего мужа, проводящего отпуск под Луганском или Донецком? Ваш муж в отпуск собирался?» - «Дело в том, что говорят, что им ТАМ сказали подписать…» - «Но у него не было в планах уходить в отпуск?» - «Да, это всё ерунда. Вообще». – «Я понимаю, звучит как издевательство: человека отправляют в отпуск в "горячую точку"». - «Контракт рассчитан на определённое количество лет. Пока ты служишь, за тебя ипотеку платит министерство обороны. Как не служишь – не платят. Или сам, или до свидания». – «И таких под ипотекой много?» - «Все… Но уже думаешь – придёт, и нафиг эту армию, нафиг эти квартиры… Счастливые те, у кого мужья приехали по ранению» - «Не говорите так и надейтесь на лучшее… Вы сказали, что сто человек – в областной больнице. Это вы от родных слышали?» - «Нет, но у меня много знакомых – на хороших должностях. Раненые все из дивизии». – «А почему те, у кого родные погибли, молчат?» - «Не знаю, вообще не знаю». - «Когда в Псков 22 августа приезжал Шойгу – вручать орден Суворова дивизии, то вас на вручение приглашали?» - «Мы это видели только по телевизору». – «Для вас это было ожидаемо – отправка мужей на Юг? Ведь эти части были не первыми, кто отправился туда из Пскова» - «Да, не первыми» - «В Выбутах мы видели могилу человека, который погиб в июле». – «Да, он из Промежиц» (там находится спецназ ГРУ – Авт.). – «Это ваш знакомый?» - «Нет, просто я знаю, что туда "груз 200" приходил. Они первые ТУДА поехали». – «Они после Крыма надолго возвращались?». – «До мая, а потом обратно, но в Крым – не в Крым?..» - «А за Крым давали деньги?» - «Зарплату в общей сложности на тысяч сорок побольше. За Осетию – на четырнадцать тысяч». – «По идее тогда боевые должны были выдавать?» - «Но они же в Осетии были "на учениях"…Сейчас за полевые доплачивают триста рублей в день. Это сейчас, а раньше было ещё меньше». «Что бояться? Все всё знают» В это время дождь почти прекратился. Громко разговаривать было уже не обязательно. Я спросил Юлию (?) (она не представилась, но её координаты в редакции есть – Авт.): «Муж, находящийся в так называемом отпуске, – вас это не устраивает?» - «Конечно, нет… Случись что… Это что же получается? У моей подруги двое детей, один совсем маленький. Она вообще ничего не знает – ни слуху, ни духу. Он из дивизии. Мы из Черёхи, а он из дивизии… Мы слышали, что они голодные там сидят… Насколько я знаю, парень ездил ТУДА – из продовольственного обеспечения. Ему дали карточку и попросили купить хотя бы хлеба, потому что есть совсем нечего… Моя знакомая рассказывала о том, что звонил муж, отправленный из Промежиц, и он говорил всё впрямую…» - «Что значит – впрямую?» - «Как есть… Где, что…» - «Города называл?» - «Он говорил про Донецк, про Луганск, про всё… И он говорил: "Что бояться? Все всё знают". Хотя до этого всё было зашифровано… Получается, что 25 августа в ночь они пошли в наступление… Мой муж сказал 25-го августа, что сегодня-завтра всё будет известно… У меня была такая истерика, что я даже не спросила где и что… Я сказала, что позвоню… Он сказал: "Нет". Я спросила: "Как я смогу узнать – как ты? что ты? " Он ответил: "Не бойся. Если что случится, тебе позвонят». Вот я и радуюсь, что мне не звонят. По крайней мере, на данный момент я себя только этим утешаю". – «А тех, у кого погибли – сразу оповещают?» - «Я слышала такое, что в Псков убитых привезли в понедельник, а семьям сообщили только в пятницу. Почти неделя прошла. А те, которые раненые в больнице, – о них сообщили сразу… Я слышала, что их так много и что их раскидали по больницам». – «По больниЦАм?» - «Да». – «А в госпитале не могут быть?» - «Нет, они же "гражданские"» - «В госпитале место более недоступное». – «Но теперь они не военные типа как…» - «В госпитале могут лечиться и те, кто раньше служил. В этом криминала нет». – «Значит, ОНИ решили, что так будет непонятнее». - «Может быть кто-то из тех, кто служит с ним – передавал какую-то информацию о вашем муже?» – «Дело в том, что он не со своими… Сразу же в ночь, когда они туда приехали, то он попал не в свою роту… Я не знаю… Он единственный попал… Когда он звонил и сказал, что попал с чужими…» - «Не с псковскими?» - «Псковскими, но не из Черёхи. Когда он звонил, то я спросила: "Ты со своими? " Он ответил: "Я один"». «Я на сто процентов уверена, что они на Украине, а не стоят на границе» Часа через полтора, вернувшись в Псков, мы уже разговаривали с другой женщиной – подругой Юли, тоже предварительно убедив её, что мы не из ФСБ. Женщина (допустим, её зовут Ольга. И.) тоже не стала себя называть. «Он позвонил в прошлое воскресение, - рассказала она о своём муже. - Сказал, что прилетел в Каменск Ростовской области. Сказал: "Будем там стоять. Я живой, и всё нормально". После этого связи не было». – «Нам сказали, что вы разговаривали со знакомым из Промежиц». - «Да, вчера, он сказал, что собирается домой. Уже три месяца, как они ТАМ. Они в Ростовской области стоят» - «Вы что-нибудь слышали о раненых?» - «Да, их сто человек. Они находятся в областной больнице как гражданские… Ещё сказали о ста убитых. Это говорят люди, которые летали за ними». – «Какие-то подозрительно круглые цифры – сто раненых, сто убитых». – «Может быть, плюс-минус… Но нам говорят так. Про раненых совершенно точная информация, а про убитых…» - «Ваш муж – контрактник?» - «Да. Прапорщик». – «Ему предлагали разорвать контракт и заключить какой-то другой?» - «Нет. Он ничего такого не говорил. Для него было полной неожиданностью, что их ТУДА отправляют. Они были "в полях" в Стругах Красных. Потом они приехали в Кислово - на массовые прыжки. Утром мы созвонились – всё было нормально. Учения, прыжки… Через час он мне звонит и говорит, что их отправляют. Отменили все прыжки…» - «Домой он приезжал?» - «Нет. Вещи отвозила я. Трусы, носки, продукты». – «Но не гражданскую одежду». - «Нет, бушлат и всё остальное. Недавно я хотела идти к командиру дивизии, но мне передали, что командир дивизии сказал, что они на учениях в Ростовской области, а связи нет, потому что они в полевых условиях. Хотя все те, кто стоит в Ростовской области, – все домой звонят… Звонят даже из Донецкой области». - «Слово "Донецк" в телефонных разговорах звучало?» - «Да, один человек сказал, что он в Донецкой области и что их направляют в сам Донецк. И связи с ним не будет. На днях он позвонил жене, в понедельник после обеда. Сказал, что "нас бомбят уже неделю и на следующий день наступление. Если что, то ты знаешь, что делать". Живёшь от звонка до звонка. Вздрагиваешь… Я на сто процентов уверена, что они на Украине, а не стоят на границе… Мне вчера звонил его друг, который здесь "в полях", и сказал, что с ним всё в порядке. Сказал, что с ними командование связывается, и всё нормально» - «Но вы не поверили?.. А как ваш муж относился к событиям на Украине?» - «Он из Пскова, но учился в Луганске и был в шоке от того, что люди творят». – «Какие люди? Украинцы?». – «Конечно. Бомбят мирных жителей… Я почему-то уверена, что он в Луганске… Юлин муж в Донецке, а мой в Луганске. Мне, почему-то, так кажется… Собираются ещё отправлять туда людей… Мне звонил знакомый и говорил, что теперь туда поедут срочники. Но утверждать я это не могу… Теперь срочники пошли. ОНИ уже всех выбрали, кого могли. У нас тоже был недобор. Их всех собирали и говорили, что не хватает… Знали, что собрали всю технику, собрали все боеприпасы». – «Какую технику?» - «Ну, что там… Танки, БТРы…Собрали всё и улетели… Не знаю, живой ли он вообще… С Промежицами я разговаривала по телефону, и они говорят, что всё хорошо, не волнуйтесь…» «Но почему из-за этих причин должен гибнуть мой муж?» Мы стояли на улице в псковском районе Завеличье, неподалёку от военного городка, уже минут пятнадцать. Ольга выскочила с работы ненадолго и была легко одета. Стало холодно. В это время на Ольгу налетела оса, и она начала её отгонять, а потом, через минуту, продолжила свой рассказ: «Об Украине из Промежиц по телефону уже в открытую говорят. Правда, не говорят – какие задания они выполняют. Если раньше шифровались – говорили, что "пойдём погуляем", то теперь в открытую говорят». – «Что именно?» - «То, что ходят ТУДА на задание. Они там не скрывают, из какого города они приехали на Украину. Жена ему по телефону говорит: "Ты что? Не называй Пскова". А он: "А что? Здесь все всё знают". Но они ненадолго туда уходят. Дня на два, на три. Это спецназ ГРУ… Про наших в штабе я узнала, что им продлили полевой выход. Было до 4 октября, а сделали до 20-го… Или до 24-го, как-то так… - «А спецназ ГРУ когда возвращается?» - «6 сентября. Будет ровно три месяца, как они там. А новых из дивизии отправляют 29 августа, но это тоже ещё не точно. Мой в аэропорту долго сидел. С четверг их всех собрали, а в субботу он только улетел… ТАМ много кто есть. Тульская дивизия… Хотя руководство говорит, что России ТАМ нет и быть не может». – «Это геополитические причины» - «Но почему из-за этих причин должен гибнуть мой муж? Я не понимаю! Почему я должна уже две недели… как не знаешь где… А сегодня мне утром в соцсети «ВКОнтакте» прислали сообщение от какой-то Кати. Не знаю – кто такая Катя. Она пишет: «Привет, это правда, что твой муж погиб? " Я конечно не стала ей ничего отвечать… Говорят, одного из нашей дивизии в первый же день перекинули к ополченцам… Звонил "на панике" такой, хотя он человек выдержанный…» - «Ваш муж тоже был в Крыму?» - «Нет, он в первый раз… Он в то время был в Белгороде. Заплатили ему тогда по сто рублей в день за то, что был Белгороде. Хотя у нас за стояние "в полях" платят триста… Но там было хоть всё спокойно. Он звонил, и я туда к нему ездила… Сейчас говорят, что за разговоры о том, что ТАМ происходит - вплоть до увольнения… Что-то мы узнаём через "звон", через жён офицеров…» Разговор с Ольгой закончился. Надо было звонить другой Ольге - Ольге Алексеевой, узнавать – что произошло у командира полка? Была ли она у него? Но на телефонные звонки, как и ожидалось, она уже не отвечала. Вариант с эсэмэсками был не очень убедителен. Мало ли кто на том конце нажимает на кнопки? * * * Мы не знаем, кто нажимает на кнопки в телефоне жены сержанта. Но мы знаем, кто нажимает на кнопки на самом верху. Мы догадываемся, кому выгодно, чтобы появились «неизвестные жёны» «неизвестных солдат» на «необъявленной войне». Алексей СЕМЁНОВ |
|
| Обсудить в блоге автора | |
Сюжет по теме
