«Ребята, фотоаппарат есть? Мы тут бойца зацепили…»
Двое ребят из соседнего отряда только начали копать, и вот на глубине сантиметров в десять торчит черная от времени большая человеческая кость. «Вот так и выглядят наши солдаты», — говорят мне.
Мы в лесу под Великим Новгородом. Эти места вызывают большой интерес военных историков. Во время Великой Отечественной здесь погибло не менее 100 тысяч человек (цифры в разных источниках очень разнятся и доходят до 400 тысяч). Сегодня, как рассказали нам в штабе поисковой экспедиции «Долина», тут работают 20 отрядов поисковиков из Тюмени, Оренбурга, Сыктывкара, с Алтая — всего больше 300 человек. Отряд, к которому присоединились мы, ездит сюда из Казани.
Мы встретились с ребятами на железнодорожной станции Мясной Бор, влезли в гусеничный вездеход, где, съежившись, уже уместились 19 поисковиков, и наш ГТТ тронулся, натужно урча и поднимая за собой волны грязной воды. Немного позже стало ясно, что за бортом вовсе не река, это дорога такая.
Десять минут отчаянной тряски, и мы въезжаем в «Долину смерти» — место, где в мае-июне 1942 года 2-я ударная армия попала в «мешок» — незамкнутое немецкое окружение. 52-я и 59-я армии шли ей на помощь, но расширить коридор для выхода не удалось. Поисковики рассказывают, что сначала из окружения выводили лошадей (государственную собственность), а людей вывести не успели.
Территория лагеря — место насиженное, с кострищем и настилами для палаток. Сюда наш отряд ездит уже почти двадцать лет: в апреле-мае и в августе. Каждый год находят на старых местах новые и новые останки. Ребята каждый день встают в семь утра. После завтрака натягивают рабочую одежду, берут лопаты, металлоискатели и расходятся группками — кто в поиск, кто на уже найденный раскоп. Те, кто поопытнее, сами выбирают маршрут, не советуясь с руководителями. Местность в «Долине смерти» болотистая — мне выдают резиновые сапоги 45-го размера, достающие до бедер, в которые я залезаю прямо в кедах. Щуп в руки — и отправляемся в поиск.
Щуп — это палка с металлическим штырем. Ее придумал Николай Орлов — наверное, первый поисковик в Советском Союзе. Ветеран Владимир Сергеевич Иванов, которого мы встретили 9 Мая в парке Горького, воевал в 59-й армии и лично знал Орлова. Он рассказывал, что начал поиски еще в 1946 году, когда увидел в лесу лисицу, обгладывающую человеческий скелет. Орлов связался с вдовой погибшего и получил от нее письмо с благодарностями: пока муж числился пропавшим без вести, ее семье не платили пенсию по потере кормильца. Но из Министерства обороны ему мягко намекнули: не стоит продолжать поиски. До перестройки официально считалось, что незахороненных солдат на территории СССР нет. Широкое поисковое движение началось только в 1989 году. В частности, студенты истфака Казанского государственного университета каждую зиму устраивали походы по боевому пути татарского поэта Мусы Джалиля. Отсюда и название отряда — «Снежный десант».
Ребята расходятся по лесу со щупами и тычут ими в землю наугад. Нужно протыкать почву сантиметров на 10—15. Ребята объясняют, как отличать по звуку камень от металла, останки от дерева. Маленьких хитростей много, но ими овладеваешь довольно быстро: в дереве щуп слегка вязнет, об камень им можно поскрести, кость отзывается глухим стуком. Где искали другие отряды — информации нет никакой. Даже карт поисковики не составляют. Но это не так уж плохо — бывает, что какое-то место много раз безрезультатно исследуют и через несколько лет вдруг находят там двух солдат.
Согласно картам, которыми пользуются в штабе поисковой экспедиции «Долина», вызывающая столько пререканий в районе Химкинского леса трасса Москва — Санкт-Петербург будет проложена как раз по «Долине смерти». Правда, в пресс-службе «Автодора» — подрядчика строительства, «Новой» пообещали, что дорога по костям не пройдет. Нам вот что сообщили: «При разработке проектно-сметной документации на строительство и реконструкцию автомобильных дорог, находящихся в ведении госкомпании «Автодор», предусмотрены расходы на обследование территорий, попадающих в полосу отвода автодорог, выявление незахороненных останков воинов, погибших в годы Великой Отечественной войны, обустройство захоронений и установку памятников. По участку трассы Москва — Санкт-Петербург, проходящему по Новгородской области, такие работы также будут проведены».
«Правда, бюджет, выделяемый на эти благие цели, — сказали нам в «Автодоре», — пока не определен». А вот поисковики из штаба называют цифру 11 миллионов рублей это стоимость 10 метров дороги. Они считают, что этих денег хватит на снаряжение экспедиций, которые могли бы убрать останки из-под будущей трассы. Хотя всех и каждого поднять, по их собственным признаниям, невозможно — болото все-таки. К тому же поисковикам пока не удается добыть достоверную информацию, как именно ляжет дорога.
Вокруг лагеря — негустой смешанный лес. Березняк чередуется с ельником, причем границы очень четкие. «Во время боев весь лес тут выгорел, — рассказывает Искандер. — А потом березки выросли сами, а елями это место засевали». Это была какая-то невообразимо циничная операция. Засевали, как мне объяснили ребята, с помощью тракторов, которые проехались по тогда еще не ушедшим в землю костям. Таким образом, лес — это одно большое кладбище. После прохода тракторов останки были раскиданы в стороны, да еще и оказались под корнями. Способ был, видимо, очень популярен. С двух сторон от ЛЭП, недалеко от лагеря, видны поросшие травой бугры. Это отвалы земли — при строительстве в 60-е ее разгребали бульдозерами. Только в этих отвалах поисковики нашли останки десятков бойцов. Кто поручится, что дорогу Москва — Санкт-Петербург проложат не этим же привычным способом?
В лесу на пеньках и сухих деревцах висят пробитые каски — по ним даже можно ориентироваться. На деревьях то и дело встречаются таблички вроде: «Здесь в 2007 году был найден Буторин Александр Васильевич», а на кочках — символические памятники-надгробия, отмечающие место гибели. Найденные осколки снарядов кладут на видное место, чтобы металлоискатель лишний раз не звенел на них и не путал поисковиков. В деревья тут и там воткнуты ржавые саперные лопатки. Костя вытаскивает одну из дерева и показывает дыру от пули. Возможно, эта пуля ранила хозяина саперки. А может, пуля попала уже после того, как он погиб. Похоже, один раз она ему жизнь спасла — Костя проводит пальцем по вмятине, оставленной на лопатке другой пулей, которая срикошетила.
Современного мусора в лесу нет. Из каждой консервной банки, найденной в земле, когда-то ели солдаты Великой Отечественной, а каждый осколок стекла — от бутылки почти семидесятилетней давности. Грибников, туристов, дачников здесь не бывает — только поисковики. Несколько небольших палаточных лагерей разбросаны по лесу вдоль реки-дороги.
Все ребята, естественно, волонтеры. Костя — поисковик со стажем. В долину он ездит четырнадцатый год — впервые попал сюда еще учеником 122-й школы Казани. Сейчас он работает в банке, и этот банк иногда спонсирует поисковиков, оплачивая им билеты. Есть в отряде и нынешние ученики той же самой школы — десятиклассница Полина, самая младшая в компании. Айзиля и Наташа — студентки, дипломницы истфака КГУ. Искандер Ясавеев — их преподаватель. Рафаэль на раскопках второй раз. Он зубной врач и отношения ни к школе, ни к вузу не имеет. «Меня с детства интересовала, манила Великая Отечественная. Но вырос я на севере, куда фронт не дошел, поэтому про войну знал разве что от деда», — рассказывает он. Однажды к нему лечить зубы пришел Искандер. Они разговорились, и кончилось тем, что Искандер завербовал стоматолога в отряд. Кстати, благодаря Рафаэлю поисковики научились определять возраст найденного бойца по зубам, что облегчает опознание.
«Жетон с номером можно найти примерно у каждого десятого бойца, — рассказывает Костя, шагая по топи с металлоискателем на плече. — Но не каждый номер еще можно прочитать — жетоны ржавеют, разваливаются за полвека в земле». Опознать получается примерно каждого тридцатого. И в одном случае из пятидесяти удается связаться с родственниками.
Танкист Мерзликин — как раз один из редких случаев, которым поисковики гордятся. Обычно, установив личность бойца, поисковики направляют запросы в краеведческие музеи, местные газеты, органы местного самоуправления, чтобы найти родственников. У Василия Мерзликина отыскались живыми две сестры — Мария и Ольга. Они приезжали на захоронение, которое проводится каждый год перед Днем Победы — всех найденных за год бойцов торжественно хоронят в братских могилах в мемориале Мясного Бора. Там на мраморных пластинах выбиты имена погибших — уже 16 тысяч, нескончаемые ряды фамилий. Это только те, кого удалось опознать. К месту гибели Мерзликина «Снежный десант» приходит в конце каждой экспедиции — просто навестить его. Такая традиция.
Памятник для своих
Один из раскопов находится совсем рядом с нашим лагерем — это отвал, который лет десять назад нашли «черные копатели», их было особенно много в 90-е. Все личные вещи бойцов они оттуда забрали, а собственно останки еще предстоит найти. Я опускаюсь на колени вместе с Ляйсан, Наташей и Полиной. Несколько раз копнув лопаткой, достаю из земли патрон. «Если нестреляный, значит, боец где-то рядом лежит. Использовать не успел», — объясняет руководитель отряда Жаудат Назипович.
— Можно я его себе заберу? — спрашиваю я.
Девушки улыбаются — здесь гильзы, осколки снарядов находят каждый день десятками, их даже не собирают — отбрасывают в сторону. Главная задача — найти самого бойца. Жаудат Назипович берет патрон с моей ладони, вынимает пулю и поджигает сигаретой порох внутри. Патрон искрит и сгорает свечкой.
— Это у нас называется «фейерверк». А ты говоришь — себе забрать, — замечает он. — Тут у нас снаряды взрываются и мины. Прежде чем строить дорогу, нужно, чтобы саперы все обследовали…
На бугре, который мы раскапываем, растет маленькая елочка. «Надо пересадить», — говорит Жаудат Назипович, но, как только он выкапывает елочку, под ее корнями открываются черные, все в земле части скелета.
— Кости! — кричу я.
— Останки. Кости — в супе, — поправляют меня.
Я не решаюсь трогать останки. Страшновато и стыдно проявлять любопытство. Моих соседок по раскопу подобные мысли, видимо, не волнуют, привыкли.
— Ключица, — комментирует Ляйсан. Поисковики вообще отлично разбираются в анатомии. К ужину они раскопали еще несколько позвонков и бедро. Складывают их в пластиковые пакеты — никакой щепетильности, но вместе с тем и никакого цинизма.
Немцев в «Долине смерти» находят очень мало — у гитлеровцев были похоронные бригады, которые шли сразу за войсками. Если вражеских солдат все же находят, то хоронят их не в мемориале Мясного Бора, а отдельно, и стараются сообщить немецкой стороне. Опознать их проще — и жетоны не так быстро ржавеют, и оружие лучше сохраняется. «Хорошо экипированы были немцы. Эх, сволочи», — бормочет Рафаэль, и непонятно, кого он сейчас имеет в виду: гитлеровцев, или тех, кто командовал нашими бойцами, или тех, кто сейчас командует…
Часто в лесу находят ботинки. Кожа не гниет в земле, иногда можно выкопать в прекрасном состоянии. Рафаэль показывает мне старый раскоп: «Здесь мы в прошлом году бойца подняли». Поисковики не говорят: «Нашли», для них нет слова «убит». Боец «упал» здесь полвека назад, а сейчас его «подняли». Ботинки солдата так и остались лежать на краю раскопа — в одной подошве застрял маленький камешек. Застрял явно еще в то время, когда его хозяин ходил по земле. «Здесь за каждым сапогом — целая человеческая история, — говорит Рафаэль, приседая на корточки на краю раскопа. — Жил человек, любил кого-то, его любили, мечтал вернуться домой…»
Наш отряд за три дня нашел останки четверых бойцов плюс «добор» — останки из старых раскопов. В соседнем лагере (наполовину состоящем из школьников) девушка Настя, бодро нарезая картошку к обеду, рассказала, что за 6 дней они «подняли» 15 человек. Тут уж как повезет…
На другой день наша группа отправилась «к памятнику» по размытой дороге, где вода доходила до бедер и спасали только болотные сапоги. Сам памятник — это шпала с выложенными на ней гильзами словами «Мы победим!». Ее нашли здесь несколько лет назад и передали в местный краеведческий музей. А поисковики сделали такую же и установили в этом непролазном месте, до которого без вездехода не доберешься. «Это памятник для своих», — объясняет Искандер. «Долина смерти» — страшный ад», — высечено на постаменте. На ветках деревьев висят кроме шлемов еще и солдатские железные кружки — пробитые и проеденные ржавчиной. И Айзиля, дежурная по кухне, помыв в ведре посуду, развешивает походные кружки своих товарищей на вкопанную возле стола сухую ветку. О смерти здесь говорит все. И все-таки в «Долине смерти» есть жизнь.
