Московские власти справились с угрозой массовых беспорядков 15 декабря. Можно лишь предполагать, какого объема работа была проведена с легальными и неофициальными лидерами этнических сообществ для того, чтобы наиболее организованные из них не вышли на улицу. По ЖЖ видно, что глашатаи «России для русских» торжествуют. Записывают себе бонус. Трактуют события декабря как первую победу «русского сопротивления». Из чего можно сделать вывод, что дело этим не кончится. Горячие кавказские головы будут искать «асимметричный ответ». «Русский марш», со своей стороны, будет готовиться к новым битвам.

Российское общество, очевидно, дрейфует. У этого дрейфа было как бы два такта. Первый такт — от дела Евсюкова до «приморских партизан». Его смысловое ядро заключалось в том, что правоохранительные структуры сильно попортились и требуют реформирования, поскольку не могут одолеть практики насилия и коррупции в собственной среде.

От нападения на Олега Кашина, резни в Кущевской и до Манежной 11 декабря и «Европейского» 15 декабря — второй такт. Его смысловое ядро касается уже падения государства в целом. Насилие лезет везде. Государство больше не является единственным держателем (легитимного) насилия. Возникает образ failed democracy. За полтора года мы прошли путь от пропагандистской брехни об «эффективной демократии», «суверенной демократии» — то есть от образа унылого, но благопристойного полицейского государства — до «веймарской демократии». Тонкая пленка путинской риторики была сдернута с реальности, и реальность предстала во всей своей непритязательности. Не было никакой вертикали, не было «единой России», не было «замирения Кавказа», не было победы силовиков над бандитами, не было отдельных «лихих девяностых». А была, как теперь выясняется, ползучая деградация слабой демократии, выветривание правовой культуры, подгнивание конституционных основ.

И вот перед нами общество, которое уже находится в зоне «веймарского синдрома»: нет сейчас более презираемых в российском обществе слов, чем «демократия», «представительство», «правовое государство», «свобода личности», «толерантность», «свобода слова», «правозащитник» и т. д.. Все они воспринимаются как абсолютно лицемерные. На историческую сцену выходит новое поколение. Легко заметить: 10 лет назад «лимоновцы» воспринимались как экзотические анархисты, не признающие никакой легитимной власти вообще, а только свои собственные формы самоорганизации. Теперь Лимонов может праздновать победу: все общество окончательно распалось на трудно опознаваемые и многочисленные группы, которые признают только власть собственных общин — неважно, дагестанский это клан или сообщество подмосковных скинхедов.

А отсюда встает вопрос: чем сильнее в обществе убежденность в нелегитимности власти, чем глубже «яма делегитимации», тем определеннее на другом конце континуума нарастает какая-то иная, новая легитимация. Политическая природа не терпит пустоты. Образовавшаяся яма всегда будет заполняться. Расширяющийся резервуар делегитимации — а в него сейчас вслед за правоохранительными органами осыпаются и другие прибрежные постройки: «Единая Россия», прокуратура, суды, силовики-рейдеры, системная оппозиция, несистемная оппозиция, моральный авторитет педагогики, куски кремлевской стены — заставляет с волнением предполагать, как и кем этот резервуар будет заполняться.