Политическая система России пребывает в состоянии глубокой стагнации: большинство действующих в ней лиц занимают свои места уже не один десяток лет, демократические процедуры приобрели откровенно декоративный характер, реальных механизмов обратной связи между властью и обществом не существует.

Эта проблема отчасти признается и самой властью, которая, так или иначе, должна решать вопросы кадрового обновления, поддерживать федеральную «вертикаль» и, пусть в своем экзотическом понимании, но все же заботиться о международном имидже России. Меры, которые в связи с этим предпринимались и предпринимаются (например, создание и деятельность ОНФ, силовое давление на губернаторов, целенаправленная кампания по имитации «честных и конкурентных выборов», а теперь и «новый курс» Кириенко), принципиально не могут изменить общую картину, поскольку в конечном итоге упираются в опорный элемент системы — безусловное, не подлежащее никаким сомнениям, а также практически не имеющее временного горизонта лидерство Владимира Путина.

С личностью Путина естественным образом связаны любые рефлексии о ближайших перспективах России. Многие, даже среди оппозиционно настроенных комментаторов, склонны считать его исключительным гарантом сохранения status quo (и рассматривают его гипотетический уход как неминуемое наступление хаоса). При этом, однако, рассуждения о «России после Путина» постепенно перестают быть уделом радикальных антикремлевских публицистов. Еще не так давно об этом писали только Каспаров и Пионтковский, вслед за ними тему подхватили Белковский и Кашин, затем — Сапрыкин и Кудрявцев. Осенью 2016 года поползли слухи о досрочных президентских выборах, а вполне системный профессор Соловей осмелился предположить, что уже в ближайшие месяцы не исключен вариант ухода Путина. Вероятно, в шкале времени, заданной длительностью пребывания Путина у власти, даже шестилетний «четвертый срок» выглядит финишной прямой. Это не только мотивирует задаться вопросом о том, что же будет потом, но и создает парадоксальный повод рассматривать Путина уже сейчас, как «хромую утку» (см., например, интервью Лилии Шевцовой ИА Newsader ).

Споры о постпутинской России обычно вязнут в тине вопросов о том, как именно и когда именно закончится нынешний этап истории нашей страны.

Конечно, от ответов на эти вопросы зависит очень многое, однако развилки между вариантами ответов ведут хоть и в разных направлениях, но, тем не менее, по одной территории, так что разговор о вполне конкретных предметах в рамках неясного контура будущего возможен и полезен.

Во-первых, обозначим сами развилки. В сущности, их всего четыре. Период путинского правления может закончиться:

1) по сценарию, тщательно разработанному и постепенно реализованному самим Кремлем;

2) в результате нарастания противоречий внутри власти;

3) в результате резкого обострения международной конъюнктуры и/или массовых радикальных выступлений против власти внутри страны;

4) по субъективным причинам, связанным лично с Путиным.

Во-вторых, при всей драматической разнице этих альтернатив новая власть неизбежно будет в той или иной степени противопоставлять себя предыдущей. Кроме того, ей, так или иначе, придется быть адекватной российским политическим традициям и внешним обстоятельствам. Если не рассматривать полностью катастрофические сценарии, то можно также утверждать, что любая постпутинская власть будет стремиться легитимировать себя как вовне, так и внутри страны, используя общепринятые в мире электоральные схемы.

Рассмотрим вариант, при котором новая власть сознательно или вынужденно откажется от практики масштабных фальсификаций демократических процедур. Очевидно, что его вероятность в каждой из перечисленных выше альтернатив не одинакова, однако это вовсе не означает, что обсуждение не имеет смысла. Разумеется, мне бы хотелось видеть у власти в постпутинский период людей, которые бы искренне стремились развернуть Россию от авторитаризма к демократии, но и в ситуации, когда демократическая риторика является бутафорией (увы, пока что это гораздо более вероятный вариант), кампания общественного давления на новую власть будет иметь больше шансов на успех по сравнению с тем, что мы имеем сейчас.

Основной лозунг протестов 2011–2012 годов — «За честные выборы» — впоследствии подвергся критическому переосмыслению. Участники общественной полемики о «России после Путина» уже неоднократно указывали на то, что одних только «честных выборов» недостаточно для расставания с авторитарным прошлым. Большинство авторов согласны с тем, что для достижения такой цели понадобится переходный период, за который необходимо осуществить ряд важных институциональных изменений: немедленная отмена наиболее одиозных законов, принятых прежней властью, судебная реформа, демонополизация СМИ и так далее, и лишь потом должны быть организованы честные и конкурентные выборы.

Попытки оспорить необходимость переходного периода под предлогом того, что отказ от немедленных «честных выборов», дескать, антидемократичен и ни к чему хорошему не приведет, не выдерживают никакой критики.

Очевидно, что выборы не могут пройти честно по действующим сейчас законам (которые, например, фиксируют вопиющее неравенство в правах выдвигать кандидатов), в условиях фактической государственной монополии на важнейшие СМИ и в рамках судебной системы, которая принимает решения, как правило, откровенно неправовыми способами. Многие также считают, что условием проведения честных выборов является люстрация (временный или полный запрет на профессию для нынешних чиновников, пропагандистов, судей и так далее), хотя эта идея вызывает заметные споры и в начале 2016 года внезапно стала катализатором интереса ко всей теме «Россия после Путина».

Возможно ли добиться от постпутинской власти исполнения всех этих условий? При всей трудности задачи, для начала ее нужно подробно сформулировать, иначе российское гражданское общество продолжит движение по кругу.

На деле проблема «честных выборов» в России значительно глубже и, скорее всего, не решается одними только институциональными реформами и благоприятной конъюнктурой. Следует иметь в виду, что:

1) в глазах большинства наших сограждан сама по себе концепция демократического устройства серьезно скомпрометирована как российской практикой последних 25 лет так и, в некоторой степени, кризисными явлениями в ведущих странах мира. Апатия и неверие в реальные перемены, скорее всего, еще много лет будут доминирующим в российском политическом ландшафте фактором;

2) любые «честные выборы» будут использованы мощными корпоративными и/или региональными группами влияния в своих интересах, которые здесь и сейчас, как правило, не имеют ничего общего с демократическими ценностями. Успех этих групп усугубит проблему, описанную в п.1, а наиболее одиозные кейсы (например, приход к власти в ряде регионов откровенно криминальных элементов, открытый сепаратизм) стимулируют новый запрос на «сильную руку» федерального центра;

3) вполне вероятно, что сторонники авторитарной модели будут сознательно использовать все эти обстоятельства для того, чтобы полностью скомпрометировать демократическую модель на годы вперед. Если они добьются успеха, то под демагогическую риторику в духе «таков выбор нашего народа» еще, как минимум, одно-два поколения россиян будут обречены жить в отсталой, не имеющей образа будущего стране.

Путь решения этих проблем, вероятно, один — необходим политический субъект изменений,

дееспособная и влиятельная структура, целенаправленно работающая над демократизацией страны — пока условно назовем ее «Коалиция 2.0» (в реальности необходимо более содержательное название). Само по себе «правительство переходного периода» таким субъектом стать не сможет: даже если вследствие невероятного стечения обстоятельств его возглавят сторонники «европейского выбора», без политической опоры в обществе они в лучшем случае потерпят поражение в борьбе за власть, в худшем — сами породят нового «дракона».