Что вы сделаете со своим внуком? Побьете его? Накричите? Лишите его общения с друзьями? Отключите ему интернет? Или спокойно объясните ему, что его вопрос неправильно сформулирован — спасти сотни тысяч жизней сдачей Ленинграда было невозможно. Потому что враг не хотел кормить его жителей. Потому что враг пришел не кормить и не спасать, а завоевывать, убивать, покорять. И потому что, в конце концов, жертв в сослагательном наклонении не бывает.

Несколько лет назад в одном маленьком городе я ехала в такси, и водитель, молодой парень, сказал: «Жаль, что нас не завоевали немцы. Мы бы сейчас жили, как немцы живут». Что мне нужно было сделать? Обругать его и выйти из машины? И он бы твердил свое «жаль, что нас не завоевали немцы» каждому своему пассажиру? Я не вышла, не стала ругаться. Сказала, что если бы нас завоевали гитлеровские войска, ни Германия, ни Европа не жили бы так, как они живут сейчас. И нас с ним, возможно, просто бы не было. Потому что фашизм — это идеология смерти, это дорога в один конец. Мы долго с ним говорили. Я поняла, что он просто ничего не знает о войне. Да и я о ней мало знаю. Несмотря на агрессивную государственную пропаганду каждый год 9 мая. Несмотря на бессчетное количество фильмов о войне, которые штампуют каждый год пачками. Вы можете смотреть эти гламурные фильмы? Я не могу. Вас не тошнит от майской телепропаганды, от георгиевских ленточек на каждом втором джипе, владельцы которых даже не знают, что это за ленточка, от военных парадов, на которые ни вы, ни ваши дети не могут посмотреть «живьем»? Осенью я была в Турции, на 90-летии республики, меня поразило, что любой житель Стамбула мог прийти и посмотреть на грандиозный военный парад, без всяких пропусков и приглашений. Меня поразило, что в этом военном параде, кроме профессиональных военных, кроме бронетехники, вертолетов и артиллерии, участвовали спасатели, пожарные, какие-то школьные и студенческие отряды, — а с другой стороны на них смотрели и аплодировали простые люди. В этом празднике участвовало все общество.

Мой дед прошел всю войну, закончив ее инвалидом без ноги. Сколько я его помню, он говорил, что мы победили фашизм, и благодаря нам фашизма нет нигде – ни в России, ни в Европе. Ни я, ни мои дети ни разу не были на параде Победы на Красной площади. Да, пару раз мы смотрели этот парад по телевизору. Но оба раза было ощущение, что там, на экране, какая-то другая страна. Все эти блестящие орудия, танки, самолеты, отутюженные солдаты, — все это слишком пафосно, красиво, и в этом нет человеческого тепла. Этого тепла нет в новых художественных фильмах и в телепрограммах. Война превратилась в какой-то глянцевый плакат за нашей спиной, — он есть, мы его все время видим, но он нас никак не трогает, не задевает, не бьет по нервам, не заставляет думать, сопереживать тем, кто жил более полувека назад.

Кто виноват в том, что молодой парень в такси спрашивает, надо ли было «сдаваться немцам»? Парень? Система образования? Государство, которое превратило страшную, тяжелую, кровопролитную войну в пропагандистский ресурс?