Россия становится страной репродуктивного туризма. Бесплодные иностранные пары обращаются к компаниям-посредникам за помощью в поисках женщин, готовых выносить для них ребенка. Медицинская статистика говорит: дети, зачатые искусственным путем, подвержены большему риску развития врожденных заболеваний. «Лента.ру» пыталась разобраться, кто несет ответственность, в случае если ребенок рождается не таким, как планировали его биологические родители.

16 января 2010 года, подмосковные Люберцы, Октябрьский проспект. Возле местного роддома ― полупьяные счастливые отцы с шариками. Из подъезда выходят женщины с «кульками» в руках. Младенцы плачут, родственники кричат «Ура!», бутылки «Советского» шампанского рвутся из рук.

Лишь одна пара уходит тихо: без шариков, криков, шампанского. С виду им слегка за тридцать, наружность ― европейская. Между собой они разговаривают на иностранном языке, имеющем отчетливое сходство с русским ― болгарский? Польский?

Рядом с роддомом припаркована машина; мужчина и женщина садятся в нее и уезжают не мешкая. В руках у женщины ― укутанный в одеяло новорожденный младенец. Один. Должно было быть двое. Второй остался в роддоме.

Из выписки Антона Аргуновского: «Аргуновский Антон Владимирович, дата рождения: 16.01.2010. Место рождения: Люберецкий роддом. Ребенок от матери 24-х лет, здорова, 3-я беременность, ЭКО, подсадка суррогатной матери. Роды на сроке 37-38 недель, 2-ой ребенок из двойни. При рождении ― обширные участки поражения кожных покровов с наличием гнойных пузырей. Диагноз: Врожденный буллезный эпидермолиз. Оставлен в родильном доме».

В переводе с сухого медицинского языка это означает вот что: суррогатная мать родила близнецов для заказчиков. Здорового ребенка родители забрали, больного ― оставили лежать там, где лежал. В просторечии детей с диагнозом, как у Антона, из-за хрупкости кожи называют «бабочками», а саму болезнь описывают так: «Кожа слезает с тела, как чулок». Это редкое и на сегодняшний день неизлечимое генетическое заболевание, при котором на коже беспричинно или от малейшего трения образуются крупные волдыри и гноящиеся раны. Большинство детей унаследовали это заболевание от родителей, но изредка встречается спонтанная естественная мутация. Дети с таким заболеванием настолько редко выживают, что в списке показаний на инвалидность до последнего времени буллезного эпидермолиза просто-напросто не было.

История Антона Аргуновского впервые попала в прессу в ноябре 2010 года: журналистка «Комсомольской правды» Ярослава Танькова опубликовала статью под броским заголовком «Суррогатная мама родила больного малыша, а миллионеры-заказчики бросили его в роддоме!». «Знаете, как кинологи отбирают из помета лучших щенков, а “бракованных” топят в ведре? Маленького Антошку только не утопили. А в остальном отбор выглядел так же», ― недоумевала автор, виня во всем несовершенство Семейного кодекса, не предъявляющего никаких требований к биологическим родителям, воспользовавшимся услугами суррогатной матери.

Право на ЭКО

На первой странице любого рекламного буклета агентства, занимающегося подбором суррогатных матерей для бездетных родителей, вы всегда прочтете: «Россия относится к числу счастливых стран, где суррогатное материнство законодательно разрешено». Или даже такое: «Подлинным оазисом для репродуктологов являются страны СНГ, в частности Россия, Украина, Белоруссия и Казахстан, в которых законодатели исходят из того, что репродуктивные права граждан нуждаются не в надуманных ограничениях, а в законодательной защите и поддержке со стороны государства».

В остальном мире ситуация для репродуктологов менее вольготная: в Дании, Испании, Франции, Германии, Швеции, Норвегии, Италии, Турции, Японии, суррогатное материнство законодательно запрещено. В Австралии, ЮАР, Канаде (кроме Квебека ― там эта процедура также запрещена), Греции и Великобритании разрешено лишь безвозмездное суррогатное материнство, а в Израиле такая беременность требует разрешения государственных служб.

В США суррогатное материнство законодательно разрешено в Калифорнии (в том числе и для однополых пар), Иллинойсе, Арканзасе и Мериленде. Чаще встречаются случаи благотворительного суррогатного материнства ― подруга вынашивает ребенка для бездетной подруги, сестра ― для брата-гея. Впрочем, за последние два года число коммерческих суррогатных беременностей в США выросло, и связано это с тем, что в последние три года на рынке этих специфических услуг появилось новое предложение: жены американских военных, несущих службу в Ираке и Афганистане. Долгое отсутствие мужей перекраивает их жизнь: женам, чтобы заниматься детьми, приходится уходить с работы, выплачивать ипотечные кредиты и страховки. Вынашивание чужого ребенка ― идеальная возможность поправить материальное положение. В материале «Матки напрокат», вышедшем в 2010 году на телеканале PBS и снятом двумя журналистками Хабибой Нашин и Хильке Шелманн, показаны истории трех суррогатных матерей, получивших за свои услуги гонорар в 26 тысяч долларов каждая. Общая сумма, которую биологические бездетные родители платят агентствам за подбор матерей и ведение беременности, составляет не менее 40 тысяч.

В среднем, такую же сумму платят бездетные родители в России. Как следствие, любая россиянка 20-35 лет (это стандартное требование к возрасту), имеющая хотя бы одного собственного ребенка, может добровольно забеременеть при помощи вспомогательных репродуктивных технологий, как правило, экстракорпорального оплодотворения, и выносить чуждого ей биологически ребенка, зачатого с помощью донорских клеток. Такую женщину называют гестационным курьером (от латинского gestatio ― ношение, беременность).

Репродуктивный туризм

Офис компании «Росюрконсалтинг» расположен в одном из торговых центров рядом с московским метро «Таганская»; на первом этаже ― платья и косметика, на втором ― кабинет руководителя «Росюрконсалтинга» Константина Свитнева. На стенах развешаны приятные глазу морские пейзажи. На вешалке ― пиджак из буклированной шерсти и кашемировый шарф.

На вид Свитневу лет сорок, наружность ― крайне импозантная: русые волосы, среднего роста, голос тихий, речь правильная. Юрист по образованию, Свитнев решил заняться правовым обеспечением суррогатных программ лет пятнадцать назад: «Прочел статью в Financial Times о сложностях, с которыми сталкиваются американцы, которые хотели бы стать родителями при помощи суррогатного материнства». «Изучили вопрос, дело оказалось интересным: в России около 15 процентов от популяции имеют трудности с зачатием, ― рассказывает он и добавляет: — Суррогатное материнство в нашей стране никогда запрещено не было, программы реализовывались, скажем так, “де-факто”».

На данный момент у компании три офиса: в Москве, Санкт-Петербурге, Киеве. В базе данных ― 500 кандидаток, готовых стать суррогатными матерями. Как поясняют в агентстве, «на разной степени готовности ― кто-то уже прошел медицинское обследование, кто-то еще проходит».

Контракт с агентством обойдется бездетным родителям в 1,5 миллиона рублей минимум, из них 250 тысяч стоит поиск суррогатной мамы, 40 тысяч рублей в месяц ― организация и координация программы, включая ведение беременности, 650 тысяч рублей ― гонорар суррогатной матери, и 15 тысяч рублей в месяц ― ее расходы. Компаний такого же профиля на рынке — десятки; газеты и Интернет завален объявлениями о наборе суррогатных матерей. Россия, признает Свитнев, превратилась в столицу репродуктивного туризма, в чем он сам видит опасность.

«Нам жизненно необходимо соблюсти баланс интересов всех сторон, которые задействованы в программе суррогатного материнства», ― убеждает меня Свитнев, утверждая, что законодательство сейчас защищает только интересы «несчастной, гонимой, эксплуатируемой» суррогатной матери, в то время как генетические родители и сам ребенок полностью лишены правовой защиты.

Складывается ощущение, что к суррогатным матерям Константин относится настороженно: «В нашем законодательстве четко прописано, что биологические родители могут быть записаны родителями ребенка только с согласия суррогатной матери. Что это значит? Это значит, что суррогатная мать может оставить ребенка себе, а может убить, сделав аборт». Он приводит случаи, когда суррогатные матери шантажировали своих нанимателей абортом: «Я общался с одной бесплодной парой, которые нашли сурмаму через интернет. После наступления беременности суррогатная мать заявила супругам: “До вас я договорилась с одной парой, нефтяниками из Сургута, они мне предложили двухкомнатную квартиру в городе Москве. Но они куда-то пропали, я от горя, от безысходности, от нищеты пошла на ваши условия, на ваши полтора миллиона рублей. А сейчас первые заказчики нашлись, так что давайте мне квартиру, либо я делаю аборт”».

Свитнев выдерживает драматическую паузу, а потом продолжает: «Знаете, что сделали эти люди? Чтобы сохранить жизнь своему ребенку, они продали свою квартиру, а сами стали жить на съемной!» Он повышает голос: «Я бы хотел подчеркнуть такую вещь: суррогатное материнство ― это почетная миссия и ответственная работа, которая занимает семь дней в неделю. Но все-таки сурмама остается не более чем няней, которой родители на девять месяцев доверили своего малыша и которая, конечно, по прошествии этого срока должна его вернуть. Некоторые сакрализируют связь, которая существует между сурмамой и ребенком, которого она вынашивает, но главным все-таки мне представляется намерение родителей-заказчиков стать родителями, их индивидуальный акт творения, благодаря которому этот ребенок и появляется на свет».

Жизнь в кредит

Два года назад 27-летняя жительница города Котельнич-2 Кировской области, продавщица продуктового магазина Даша Фалеева (фамилия изменена ― прим. «Ленты.ру») прочла в газете «Вятский край» объявление: «Требуются суррогатные матери. Оплата 600 тысяч рублей». Тогда она сказала мужу: «Саша, у нас двое детей, одних кредитов ― на миллион рублей», — и позвонила в контору.

Даша, Саша, и двое их детей, Максим и Федор, живут на первом этаже полуразвалившегося барака на окраине Котельнича; впрочем, есть ли у Котельнича центр, сказать трудно. Котельнич ― небольшой унылый город в Кировской области с разбитыми дорогами, по которым колесят груженые лесом грузовики. Год назад местный губернатор Никита Белых поставил в местном парке с полдюжины фигур динозавров ― так в Котельниче появился «Дино-парк». Говорят, фигуры динозавров доставили из самого Китая, областному бюджету они обошлись в 15 миллионов рублей, но дети в «Дино-парк» заходят редко, фигуры вызывают у них страх.

Мы с Дашей обходим парк по периметру, она тянет за руку упирающегося шестилетнего Максима, своего старшего сына. Младший, трехлетний Федор, в гостях у бабушки. Дома у Даши ― в крошечной двухкомнатной квартире, купленной на материнский капитал ― идет ремонт, устанавливают галогенные светильники, новую кухню, душевую кабинку, мягкую мебель. Вся мебель, а также панели для кухни с псевдокитайским орнаментом, телевизор, компьютер и машина куплены Дашиной семьей в кредит. В семье жалеют, что не успели взять душевую кабинку с радио внутри: «Всего 15 тысяч рублей, из-под носа увели». Реклама банков, предлагающих «быстрый кредит без гарантий и документов», в Котельниче встречается чаще, чем указатели с названиями улиц.

Саша и Даша познакомились в 2005 году на дискотеке. «Смотрю, ходит девка, задницей виляет. Ну я чо? Хвать ее за жопу, и в ЗАГС», ― веселится короткостриженый Александр, подрабатывающий в городе таксистом. По его словам, он раньше страшно пил: «Тут все бухают, и я с ними. Запойно, месяцами, неделями. Как с армии пришел, так и начал, расстался с девушкой, которая меня с армии ждала, и запил». Деньги на выпивку находили так: «Брали с другом кредит под паспорт, покупали в салоне связи телефон, за углом его продавали, и понеслось». Когда на свет появился младший сын, Саша «жестко завязал».

Сейчас семейный вечер Александр начинает не с рюмки, а с фразы: «Даш, включи НТВ, посмотрим, как нормальные люди живут». За просмотром НТВ следует немудрящий ужин: суп из консервированного лосося с картошкой, тушеные куриные ножки. За ужином глава семьи читает газету «Округа», на первой странице — броская новость: «В Кирове сделана уникальная операция! Областному жителю пересадили на руку палец со стопы!». Саша оживляется: «О, да это ж про Валерку Черепанова пишут, мы с ним раньше в одну школу ходили. Он пьяный по перрону шел, ему большой палец правой руки электричкой цепануло, оторвало к ***».

В июне 2012 года в московской клинике Даше сделали подсадку по ЭКО. После того как беременность подтвердилась, она вернулась в Котельнич. Про то, что ребенок не Дашин, в Котельниче никто, кроме местной акушерки, не знал: «Тут не понимают такого». Саша подхватывает: «Народ у нас гнилой, хуже москвичей, ***. Вот эта зависть к нам бесконечная, что мы машину в кредит взяли, ремонт делаем. Сосед сверху на нас исподтишка, с гнилью смотрит».

Ребенка Даша вынашивала для иностранных заказчиков, жителей Копенгагена Рикки и Майкла Хаммеров. Рикки работает в благотворительном фонде, Майкл ― банкир. «Они долго ребенка ждали, страшно обрадовались, когда я забеременела, ― вспоминает Даша. ― Но все равно, разницы никакой между своим и чужим ребенком нет, носишь, как для себя. Я чего-нибудь забуду, начинаю с животом разговаривать, как обычно, когда плод шевелиться начинал, и Саша меня жестко одергивал: “Не трогай живот, не твое”».