Необходимость религиозного кодекса сегодня не кажется политическим теоретизированием. Современная Россия за весьма недолгий срок своего существования уже успела серьезно обжечься на религиозных вопросах, познать всю их сложность, опасность и двусмысленность.
Мы все убедились в том, что религия и порождаемые ею — и против нее — страсти живы до сих пор. То, что казалось уделом очень далеких от нас веков, атрибутикой исторических романов и киноэпопей, оказалось нашим соседом и современником.
Впрочем, от наших предков, живших в XIII-XVII вв., мы отличаемся тем, что имеем возможность создать твердое и общеудобное правовое регулирование как религиозных, так и атеистических проявлений и застраховаться от возможных общественных проблем.
В начале февраля, выступая перед членами Архиерейского собора РПЦ, президент Владимир Путин заявил: «Сохраняя безусловно светский характер нашего государства, не допуская огосударствления церковной жизни, мы должны уйти от вульгарного, примитивного понимания светскости». Эта фраза — достаточно показательная иллюстрация несовершенства современного законодательства. В реальности государство и конфессии действуют, не понимая и во многих отношениях не замечая друг друга. О многочисленных примерах такого «незамечания» конфессий государством и пойдет речь в этой статье. Но и конфессии, в особенности численно доминирующие в стране в целом или в отдельных субъектах Федерации, также сплошь и рядом «не замечают» государство и не считают себя связанными его законами и предписаниями (отсюда, например, бурная коммерческая деятельность Фонда ХХС — с его ценниками, которые вовсе не ценники, а, оказывается, «размер рекомендуемых пожертвований», или, скажем, реальные брачные практики в исламских регионах).
Преодоление этой взаимной «невидимости», заполнение создавшегося правового вакуума на основе принципов свободы, равенства перед законом и общегражданских демократических ценностей — вот задача религиозного кодекса. Благодаря ему государство «увидит» конфессии как общественные силы и субъекты (полностью вынеся за скобки правового регулирования их мистическую составляющую, в том числе вопрос об их сравнительной истинности, и тем самым исключив даже постановку вопроса о привилегированном положении какой-либо из них) и установит взаимно приемлемые, понятные и прозрачные правила их общественной деятельности. Благодаря ему и конфессии «увидят» государство, поскольку им наконец станет ясно, чего именно государство от них хочет и ожидает, в чем содействует, что допускает, а что воспрещает.
На мой взгляд, существенной ошибкой общества и государства является делегирование религиям роли морального арбитра. Известно, что такое амплуа моральной истины в последней инстанции уже предполагает «надзаконность» религии, ее право на прямые указания обществу, создает касту неприкасаемых без учета разнородности этого общества, а ее оппонентам отводит роль людей второго сорта.
Как мы знаем из истории (как России, так и Европы), такие прецеденты идут во вред прежде всего самим религиозным организациям, разлагая их изнутри и концентрируя общественное недовольство. Это недовольство может иметь различные, в том числе и трагические, проявления, что порождает существенные конфликты и дестабилизирует государство.
Поэтому правовая регулировка этого вопроса не может быть решена принятием разрозненных, продиктованных обидами, страхом или сиюминутной выгодой законов или положений. Любой одиночный закон, «нарисованный» без связи с выработкой глобального баланса в этой теме, не в состоянии примирить полярные порой взгляды граждан.
Сегодняшние предложения по религиозному кодексу могут показаться жесткими, но хочу вам напомнить, что и тема обладает весьма разрушительным потенциалом. И эти явления умели ссорить и раскалывать значительно более крепкие общества, чем сегодняшнее российское.
Здесь раз и навсегда должен быть наведен идеальный законодательный порядок, взят курс в сторону модели религиозно нейтрального и беспристрастного государства, которое обязано учесть интересы всех сторон и дать возможность их неукоснительного соблюдения.
|
2031
6
