Во время последней серии продления арестов по делу о массовых беспорядках на Болотной площади защитники и общественные организации обратили внимание, что вузы ведут себя по отношению к своим студентам по-разному. Так, Степану Зимину его учебное заведение дало не самую лучшую характеристику — и на нее в итоге сослалась сторона обвинения. А за фигуранта «болотного дела» Ярослава Белоусова поручился его декан. «Лента.ру» выяснила у руководства университетов, готовы ли они вступаться за своих подопечных — и как относятся к возбужденным против них делам.

Российский государственный гуманитарный университет (РГГУ)

Студент: Степан Зимин

Степан Зимин находится под стражей с 9 июня 2012 года. Он обвиняется в участии в массовых беспорядках на Болотной площади и нападении на полицейского. Как рассказал следствию пострадавший сотрудник, в толпе граждан, бросавших в ОМОНовцев камни, он увидел студента РГГУ. Зимин, по словам полицейского, «прицельно кинул в него куском асфальта размером 15 на 15 сантиметров», попал и сломал правоохранителю палец.

По словам адвоката Степана Зимина Максима Пашкова, университет «поначалу никак не отреагировал на ситуацию». Потом предоставил суду характеристику студента, которая была использована против него в судебном постановлении от 30 октября 2012 года — якобы, Зимин плохо учил арабский. «Впоследствии я разговаривал с одним из руководителей вуза, который хотел помочь, но в итоге выступить с поручительством у него так и не получилось», — отметил Пашков. Зимин учится в РГГУ на кафедре востоковедения на факультете истории, политологии и права.

Студент: Максим Солопов

Максим Солопов обвинялся в нападении на администрацию города Химки 28 июля 2010-го. В городе в то время в самом разгаре был конфликт, связанный с вырубкой Химкинского леса. Толпа антифашистов закидала здание камнями и бутылками, молодые люди разбили несколько окон, сломали входную дверь. Пострадавших не было. Через несколько дней Максима Солопова и активиста Алексея Гаскарова арестовали, их обвинили в хулиганстве. Солопов тогда переходил на пятый курс факультета истории, политологии и права РГГУ. Специализировался он на истории стран Латинской Америки. В Можайском СИЗО Солопов провел половину первого семестра — до октября 2010 года. Затем ему сменили меру пресечения на подписку о невыезде. В июне 2011-го суд признал Солопова виновным и приговорил к двум годам условного заключения.

«Вуз мне, естественно, помогал, — рассказал Солопов. — И в первую очередь, что касается каких-то характеризующих личность материалов, которые были представлены суду. Положительные характеристики мне дали мои преподаватели, научный руководитель Галина Ершова. Она и преподаватель испанского языка дали за меня личное поручительство. Я всем благодарен, потому что это была возможность как-то декриминализировать мой образ в глазах суда». По словам Солопова, после изменения меры пресечения он вернулся к учебе и сдавал экзамены на последней сессии на общих основаниях. За несколько дней до приговора он защитил диплом.

Декан факультета истории, политологии и права РГГУ Александр Логунов:

— Что касается Солопова и неприятностей с Химкинским лесом, то там очень активна была, прежде всего, его собственная студенческая группа и кафедра. У мальчика был достаточно высокий авторитет в группе и было много друзей и, что касается его поддержки, то делалось все возможное. Характеристики мы обязаны давать всем выпускникам, что ж тут делать. У Солопова она была положительная.

С Зиминым ситуация была сложная, потому что в его жизни совпали две неприятные вещи — болезнь и смерть его матери (она была преподавателем факультета — прим. «Ленты.ру») и его участие в этих делах, которые по существу связаны с обвинениями в экстремистской деятельности. Факультету приходилось заниматься организацией помощи его маме — и потом, по возможности, самому Степану. Студенты — вот, правда, не нашего факультета, но университета — организовывали разрешенный митинг в его поддержку.

Информацию о плохой характеристике, в первую очередь, распространил кто-то из его адвокатов. Но что считать хорошим, а что считать плохим? В характеристике было написано, что первые два курса Степан учился очень активно и проявлял интерес к изучению. А дальше была корректировка, что, к сожалению, на третьем курсе стал учиться гораздо хуже. Можно ли написать, что он учится великолепно и отлично, если рядом лежит экзаменационная ведомость, где, мягко скажем, резко отличающиеся успехи? Или нужно врать?

В личной характеристике была тоже совершенно неплохая, нормальная, естественная фраза о том, что он склонен отстаивать во всех случаях справедливость так, как он ее понимает. Это плохая фраза или хорошая? Все же можно интерпретировать по-разному. Вот, может, кого-то могла обидеть фраза, что у него не так много друзей на факультете. Чем измерять дружбу? Представьте ситуацию, что у кого-то из близких тяжело заболевает мать. Я сам проходил через это, мои друзья приходили, и мы друг другу помогали, поддерживали и так далее.

Я не буду сейчас говорить о Степане ничего плохого, упаси боже, он сейчас в очень сложной ситуации. Я считаю, то, что ребенок находится в тюрьме, это ужасно, без всяких юридических оценок, по-человечески. Но помогали его матери, в основном, преподаватели факультета.

Представляете, что такое, когда человеку делают операцию на черепе? Там нужно каждый день дежурить, держать человека за руку, когда он выходит после операции, а потом возить каждый день на процедуры. А она много весила, и санитарки не могли ее уложить с койки на качалку. И кто этим занимался? Ездили аспиранты, ездили преподаватели, ездили сотрудники факультетов. Нужно было к ней ездить не раз в неделю, а каждый день, и заметьте, что ни Степана, ни одного из его друзей там не было ни разу. Я ничего не оцениваю, не пишите ничего плохого, это все уже прошло. Это просто к фразе о том, что понимать под понятием дружба.

Касательно поручительства, то Солопову по просьбе его защиты писали поручительства его профессора, с которыми он готовил курсовые. В случае Степана таких обращений к нам не было. Кроме того, что я администратор, я еще и обычный профессор, у меня есть мои студенты, аспиранты — те, с которыми я работаю непосредственно и которых вижу в коридоре не только как студентов факультета. И за подавляющее число из них я дам личное поручение, даже если оно будет сопряжено, как в Америке, с ответственностью за поступки человека на протяжении многих лет. Я с ними работаю, я знаю, что они как молодые люди могут ошибаться: одни случайно, другие и не знают пока, что ошиблись.

Любой человек должен иметь право на ошибку, это один из принципов воспитания. В случае с Солоповым ко мне за поручительством не обращались, его давали профессора, с которыми он работал. В случае Зимина ко мне также не обращались. Я не знаю, как бы я принял такое обращение. Тут важна мера доверия. Если человека переводят из СИЗО под домашний арест, то вы поручаетесь, что человек будет сидеть дома, приходить на проверки и так далее. Чем вы поручаетесь? Если материальным штрафом — это одно. Своей репутацией — это другое. Тут надо более хорошо знать и понимать человека, очевидно.

Вот вы употребляете термин «активист», но университет много делает для всех своих студентов. Вы говорите «активно вступаться» за Зимина? Что значит активно? Нужны деньги на его передачи — пожалуйста. Какая-то еще поддержка — пожалуйста. Мы были первые после его задержания, кто помчался в полицию. Наш заведующий кафедрой права первый помчался выяснять, что там произошло, когда еще никакой информации не было, был только сам факт задержания. Наш проректор и директор историко-архивного института ездил специально в следственные органы, пытаясь получить необходимую информацию. Врать и говорить вам, что если бы ко мне обратились, то я бы написал поручительство? Я не знаю.