Александра Егорьевна в парадном ситцевом платочке и с ярко-красными губами отставила грабли, на которые прежде опиралась, лихо перегнулась через забор и до того, как я успела представиться, решительно заявила: «Я фигура непубличная, все комментарии оффьрекордь. А то вы уедете, а нам тут жить».

С подобными заявлениями я сталкивалась в Мошенке повсеместно. После того как 10 августа суд приговорил местного учителя Илью Фарбера к восьми годам колонии строгого режима и штрафу в 3 200 000 рублей, жители села выучились общаться с журналистами и даже на огород теперь ходят накрашенные и в нарядной одежде. Большей частью мошенские Фарбера порицают. Зато ему вовсю сочувствуют москвичи: благодаря блогерам и журналистам Фарбер представляется не иначе как народником, отправившимся просвещать темные массы и поплатившимся за это свободой. Его история вполне могла бы лечь в основу нового фильма Кирилла Серебренникова, Бориса Хлебникова или Ильи Хржановского, которые в своих картинах описывают столкновение если не москвича, то человека, не лишенного идеалов, с жителями российской глубинки, заканчивающееся для приезжего трагически. Недаром тот же Серебренников написал про Фарбера у себя в блоге: «Страшная история… совсем уж какой-то макабрический сюжет».

На самом деле жители Мошенки ужасно обижались на то, что их во всевозможных статьях и телепередачах представляли темным народом, просили написать, что и интернет у них есть, и новости они узнают не только из телевизора, и за Путина не все голосовали (65% за Путина, 54% за «Единую Россию). И Фарбера порицают вовсе не за нововведения, а за высокомерие. Изучив несколько томов уголовного дела Фарбера, поговорив с его судьей, следователями, адвокатами, сыном, любовницей, обвинителем, односельчанами и коллегами, вынуждена констатировать: эта история не в духе современного российского кинематографа, а в духе французского романа XIX века. И если бы в ней был хоть один честный полицейский, он непременно вышел бы сейчас на сцену и сказал: «Cherchez la femme!» 

Выпускник ГИТИСа Илья Фарбер первый раз решил податься в народники еще в 1996 году. Устроился учителем ИЗО в Подмосковье — в среднюю школу села Рождествено Истринского района. Там он организовал кружки ушу, этикета, театральный и фотовыставку. «Да он и там воровал», — вставляет Александра Егорьевна, которой я перечисляю достижения Фарбера. «С чего вы взяли?» — «То ж говорять». Александра Егорьевна не права. Фарбера в воровстве никто даже не подозревал. Наоборот, в Рождествено он проявил недюжинные организаторские способности, выиграв для школы целых два гранта — британский и американский.

Но, как и многие творческие личности, позволял себе некоторое пренебрежение к остальным. «Вот сижу я заполняю бумаги. И тут заходит Фарбер, начинает петь “Гренаду” эту свою любимую. Мешает и слова поперек вставить не дает. Высокомерный он», — резюмирует Оксана Якушина, педагог-организатор школы в Рождествено. Через полтора года, в мае 1998-го, Фарбер окончательно рассорился с учителями и его уволили за неисполнение обязанностей и прогулы. Его поддерживала только учительница физики, вскоре тоже покинувшая школу.

После Фарбер, по словам его старшего 18-летнего сына Петра, работал архитектором, дизайнером, жил то в Москве, то в Красногорске. А в 2010 году приехал на Селигер, разговорился с местным жителем и узнал про региональную программу, по которой за два года работы учителем можно получить землю. Объездил несколько деревень, влюбился в Мошенку — самое, кажется, нетуристическое сельское поселение из окружающих Селигер. Вдоль растянувшегося на двести километров шоссе между Тверью и Мошенкой много торгуют рыбой и брусникой по высоким московским ценам, но с поворота на село обочины пусты.

Очарованный нетуристической глубинкой, Фарбер в сентябре 2010 года устроился работать там учителем ИЗО, музыки и литературы. Уроки вел творчески: просил учеников рисовать абстрактные вещи, например, тишину (многие ученики нарисовали гробы), организовал костюмированное празднование Дня всех святых, в частности, выключил свет в школе и задернул все шторы (кто-то из родителей потом заподозрил Фарбера в педофилии).