В первый раз я увидела Чулпан Хаматову на благотворительном концерте фонда «Подари жизнь», и было это почти десять лет назад. Хаматова стояла на сцене театра «Современник», тонкая веточка возле увесистой стойки микрофона, и трогательно рассказывала о том, что в Российской детской клинической больнице нет аппарата для хранения донорской крови, и поэтому мамы больных лейкозом детей ежедневно везут на себе, прямо под одеждой, пакеты с кровью. В метро, троллейбусах и на прочем общественном транспорте.
И я помню, что после этой фразы расплакалась и чуть не убежала из театра «Современник», потому что моментально представила на месте этой несчастной мамы с пакетом – себя, а на месте больного ребенка – свою дочь. И я нарисовала в воображении душераздирающую картину, что я еду в троллейбусе с пакетом на груди, а со всех сторон на меня давят пассажиры. И это было невыносимо: ничего подобного я никогда не слышала.
Весь зал, я это отчетливо помню, после слов Хаматовой хлопал, и это было очень здорово.
Через какое-то время на сцену вышел тогдашний министр здравоохранения по фамилии Зурабов и произнес совершенно идиотскую речь, смысл которой сводился к тому, что вы тут всё о детях печалитесь, а у нас, между прочим, от инфаркта многие умирают, плоскостопие еще не победили и валерьянка в аптеках заканчивается.
И весь зал его радостно, с упоением, освистал, и это было тоже очень здорово.
Позже Зурабова сняли, а основанный Хаматовой фонд «Подари жизнь» стал синонимом российской благотворительности.
Было непонятно, как у нее, хрупкой и нежной женщины, хватает твердости на то, чтобы вытаскивать сотни детей из лейкозного ада, собирать деньги на трансплантации костного мозга, выбивать из чиновников разрешения на провоз нужных лекарств. А еще помогать родителям пациентов получать блядские издевательские розовые талоны в департаменте здравоохранения, где очереди такие длинные, что люди падают в обморок.
Я помню, как несколько лет назад она пошла на встречу с Путиным, в числе «других деятелей искусств». Тогда Филипп Бахтин, главный редактор Esquire, человек во многих вещах беспощадный, написал в письме редактора, что из всех деятелей искусств, пришедших на встречу с Путиным, ему понятны мотивы только Хаматовой, поскольку для того, чтобы помочь больным детям, «можно и крокодила в задницу поцеловать». За точность цитаты я не ручаюсь, но про задницу и крокодила помню четко.
Так получилось, что на очередном дне рождения Бахтина, где-то между обсуждением митинга прошлого и шествия будущего, по залу, где собралась вся богема и был замечен сам Сергей Капков, плотным облаком проплыла сплетня о том, что Хаматова будет сниматься в агитационном ролике в поддержку кандидата в президенты Путина.
«Ей выкрутили руки», – конспиративно понизив голос, говорили в одном углу. «Пообещали лишить фонд всякой финансовой помощи, и разрушить репутацию», – шептали в углу другом. «Она плакала на съемках ролика», – утверждали третьи.
С одинаковой силой ужасались повсюду, и все понимали, что да, на бедную Хаматову оказывали давление, потому что сама бы она – никогда.
Несмотря на то, что информация шла под грифом «совершенно секретно», на следующий день выяснилось, что в курсе практически все.
В принципе, что тут скажешь? Что каждому из нас – не дай бог? Что больных детей делают жертвой чьих-то нездоровых, брежневского пошиба амбиций? Так не в первый раз. Что с мефистофельской властью лучше не иметь никакого дела? Это ясно даже школьникам старших классов, но с кем же иметь дело, если не с властью, если речь идет не просто о детях, а о сотнях детей, о тех, кто болен, и болен – тяжело? Как тогда быть?
Я звонила каким-то общим знакомым и говорила: «Давайте напишем об этом, давайте, давайте! Лучшая защита – это нападение. Лучшее оружие – это гласность».
Меня осторожно просили молчать, а в воздухе носились кометами сплетни о том, что вот, дескать, Алексей Венедиктов позвонил Пескову и спросил, насколько правдивы слухи о том, что на Хаматову оказывали давление. А потом на «Эхо Москвы» сменился совет директоров, и как, скажите, не связать эти два события воедино?
Было известно, что кроме Хаматовой в агитационных роликах снимется еще несколько человек, но их имена до поры до времени не назывались. Все молчали.
Потом бабахнуло.
Евгений Миронов, Олег Табаков, Алиса Фрейндлих, Стас, прости господи, Михайлов.
Хаматовой в этом эшелоне не было, и все вздохнули с облегчением.
Но еще до того, как первые ролики несколько раз прокрутили в эфире, на портале «Сноб» вышла статья Валерия Панюшкина, где были такие слова: «Несколько недель назад я писал тут справедливости ради, что Путин за время своего президентства совершил один хороший поступок — построил детскую гематологическую клинику. Так вот, если бы мне пригрозили, что клиника будет закрыта, я бы, не задумываясь, подписал какой угодно кровью какой угодно договор с каким угодно Вельзевулом, лишь бы клинику сохранить. Ибо легко отказываться от собственных благ, но совершенно невозможно ради сохранения своей вонючей репутации подвергать опасности благополучие другого человека, тем более ребенка».
Олег Кашин, разместивший в своем ЖЖ ссылку на статью, аккуратно написал: «Сделаю вид, что ничего точно не знаю, и осторожно предположу: нас, кажется, готовят к появлению в путинском ролике кого-то совсем неожиданного и заведомо хорошего. Интересно, кого?»
Несколько человек написали ему в комментариях: «Чулпан».
Потому что знали и они, и знал, конечно же, Кашин.
Напряжение усиливалось.
Ролик с Хаматовой появился только вчера и моментально получил широчайшее распространение в социальных сетях. В своем твиттерe писатель Багиров написал, что «Хаматова, как и все честные люди, выступает за Путина», а еще кто-то написал, что «в этом ролике видно, что Хаматова чуть не плачет», и самый меткий комментарий звучал так: «Заложница транслирует послание террористов».
Смысл послания террористов сводился к тому, что «Путин всегда делает то, что обещает».
Юрий Сапрыкин в своей статье о доверенных лицах на Lenta.ru пишет, что «раз и навсегда объявить Путина исчадием ада – не лучший способ одолеть Путина». Позвольте, но разве не этим мы занимались два последних месяца?
Было же, я хорошо помню: гондон, ботокс, удав, а еще «идинахуй», «а еще они называли его лягушкой, и земляным червяком». Это, конечно, лучше, чем исчадие, но не намного.
Разве не его правительство откровенно наебало нас на выборах? Разве не они плевать на нас хотели при помощи Кургиняна?
Мне казалось, что теперь мы можем объявлять этих людей теми, кем захотим, потому что они нам больше – не нужны.
Никакая лояльность уже невозможна, она сдохла четвертого декабря.
Лояльность не переизбрали.
Я верю Чулпан Хаматовой, но, простите меня, я ни минуты не верю в то, что Путин всегда делает то, что обещает. И я не хочу верить в то, что Хаматова будет за него голосовать, как говорит об этом в том самом проклятом ролике.
А если бы Путин делал то, что обещал, то у нас были бы совсем другие суды, другие дороги, другая полиция, другая медицина, здравоохранение, и, конечно, страна.
В этой стране не били бы журналистов до полусмерти, не мухлевали бы на выборах и не брали бы в заложники сердобольных людей, которым приходится сниматься в агитационных роликах.
В этой стране много чего было бы устроено по-другому. В том числе, власть. С ней, наверное, можно было бы иметь дело без оглядки на то, что в какой-то момент она достанет из-за спины одну простую вещь.
Ту самую ручку от швабры. Для всех для нас. |
