Коротко написать нет времени, извините, будет длинно. 3 марта в Донецком горсуде прошли прения по делу Надежды Савченко. Мне пришлось скомкать свое выступление, Надежда просила уложиться в два часа, чтобы закончить прения в тот же день. Можно было еще о многом сказать, о чем я так и не сказал или упомянул вскользь для протокола. О многочисленных нарушениях следствия, прокуроров и суда. Об отсутствии у России надлежащей юрисдикции. О том, как шестерых потерпевших-украинцев цинично использовали вместо смазки в процессуальных шестеренках. Сперва незаконно ввели их, чтобы изменить квалификацию, полгода пока шел суд отказывали в наших ходатайствах об их исключении, а уже в прениях московский прокурор Филипчук мимоходом заявил, что «закон, к сожалению, не позволяет признать их потерпевшими по данному делу». Как эксперты-артиллеристы доказывали нам, что стрелять из гаубиц по двум пешеходам с десяти километров – не абсурд. Как следователь Маньшин и его начальник Стрижов писали в одних бумагах, что Савченко была задержана 23 июня сотрудниками ФСБ, а в других – что до 30 июня она находилась в России свободно и давала показания добровольно.

Это все важно для истории, но размыло бы основной тезис. Сегодня адвокаты не могут позволить себе роскошь перечисления в одной речи двух десятков аргументов. Плевако и Спасович имели дело с присяжными, из которых многие заканчивали гимназии и сами часто писали длинные письма. Эпоха твиттера дала нам аудиторию с памятью золотой рыбки и концентрацией 6-летнего ребенка. Ее трудно удержать и легко ей наскучить. Поэтому я сказал только о двух главных вещах. Во-первых, у нас в деле есть телефонный биллинг Савченко, по которому следствие не провело экспертизу местонахождения абонента, а следователь в суде объяснил, что это лишнее, поскольку уже «из других материалов» известно, где Надежда находилась в это время. Во-вторых, в деле есть видео, по которому разные астрономы установили по высоте солнца одно и то же время съемки, из которого вытекает, что Савченко взяли в плен за час до обстрела. И следствие отказало в проведении экспертизы. Что гораздо важнее, суд тоже отказался проводить эти две ключевых экспертизы. Судьи вовсе не обязаны верить нашим специалистам на слово, но для того и существует комиссионная судебная экспертиза. Отказ назначить ее и проверить алиби окончательно закрывает вопрос о том, что это за суд. Полгода я вел дело именно к этому – чтобы поставить суд перед таким выбором. Назначить экспертизу и дискредитировать следствие. Или отказаться и дискредитировать себя.

Дискредитация суда – не вопрос морального удовлетворения, это наш главный инструмент и основа стратегии в деле Савченко. Результаты уже начали появляться. Сразу после того, как суд внезапно, вопреки согласованному графику, перенес последнее слово Надежды на 9 марта она объявила сухую голодовку. Госдепартамент США выступил с беспрецедентно резким требованием к России немедленно освободить ее безо всяких условий. Американцы уважают суд. Я не знаю других случаев, чтобы такие заявления делались до приговора. Если речь идет о только нарушении процедуры, о политических преследованиях или о вопросах гуманизма, высказываются гораздо мягче и дипломатичнее. И в целом не часто. Тут что-то абсолютно новое, полное отрицание легитимности суда, это почти ультиматум. Резолюция Конгресса от 22.09.2015 дает госдепу картбланш на введение новых санкций против России и российских чиновников в связи с делом Савченко. Они могут это сделать в любой момент, и посылают последнее, совершенно не китайское, предупреждение. Главное, чтобы адресаты понимали, что смерть Надежды не снимет вопрос, а наоборот, сделает последствия неотвратимыми. В этом сейчас наш основной, может быть единственный шанс.

Сухая голодовка Надежды не оставляет никому времени на маневры. Тюремное начальство отвечает за ее жизнь головой, у них наверняка есть план, как поддерживать ее насильно. Надежда говорила, что на этот случай и у нее есть запасной план. Я не знаю, нападет она на охранников или сделает что-то еще столь же отчаянное. С первых дней в СИЗО в июле 2014 она числится на спецучете как склонная к побегу, нападению и суициду. Не то, чтобы она уже тогда давала к этому основания, но все, что называется, честно предупреждены. Я пишу об этом так спокойно, потому что все волнения, колебания и уговоры по поводу ее голодовки и возможных последствий – уже пройденный для нас год назад этап. Она все равно сделает все по-своему.

Десятки людей сейчас пишут мне с просьбой отговорить ее и внушить, что надо любой ценой выжить и т.п. Многие уверены, что нашли какие-то особенные слова и требуют непременно передать их Надежде лично, тогда она точно все поймет и передумает. Не передумает, но не буду никого разубеждать. Делайте, пишите и говорите, что считаете нужным. Я знаю только, что буду делать сам. Надежда приняла свое отчаянное решение, я постараюсь, чтобы оно не оказалось бесполезным.

А еще с разных сторон сейчас кричат «Все равно она убийца! Посадить пожизненно!» («Распни, распни!», «Кровь ее на нас и детях наших!»). Все это не ново. Была похожая история, был такой народ и такой же суд. И правитель тоже пытался умыть руки. Помните, чем кончилось в тот раз?