6
| Электричка из моего детства | ||||
 |
11.10 11:11 |  |
2363 | |
| Anton Krasovsky | ||||
| Вчера уже совсем в ночи я ехал в электричке. Это была электричка из моего детства – неопрятная, долго промозглая, а потом неожиданно жаркая, с многократно переобитыми печальным пожилым дерматином стальными шконками; воняющая табаком, перегаром, говном, колбасой и подкурточным потом. Серпуховские и тульские, подольские, павлово-посадские и электрогорские, орехово-зуевские и короткие – до Железки, балашихинские с пересадкой в Реутове – своими несмазанными колесами вы переехали мое детство, разделив жизнь на две части. Ту, где были мечты, и ту, где мечта осталась лишь одна – никогда больше не лезть в этот стылый тамбур, набитый чавкающими, смолящими, ржущими и блюющими, этими пыжиковыми и кроличьими, мажущие ноги своими валенками и сапогами. В какой-то давке однажды старый дед лет сорока, с желтыми пятнами на гадливо и бесполезно прикрытой шелком шее, пытался мне отдрочить. Он заметил меня у Никольского, к Реутову протиснулся сквозь толпу и до Новогиреева наглаживал и тормошил, надеясь расстегнуть ширинку и увидеть – ок – в моих испуганных глазах. Мне было 14, и я был – вполне себе мяу. – Погодите, – бежал он за мной до трамвая. – Сука, – поднял я бурый кирпич, – если скажешь еще слово, уебу по виску. Пидор. Как-то в последней – пустой и нагло светлой – где-то между Салтыковкой и Кучино в вагон ввалилась ватага Казанских. Как я понял, что они Казанские? Да просто. – Юсуф, бля, смотри нахуй – какой. Как в Челнах тогда взъебли, помнишь? – Ну. Слышь, – это они уже ко мне, – а чо у вас тут в Москве, сережка чо означает. А перстенек? Тогда я понял, что либо сейчас за 10 секунд я научусь договариваться, либо одиннадцатой секунды не будет. В электричке я встречал Новый год и дни рождения. Протискиваясь на Серпе сквозь тюки и авоськи, опаздывал на экзамены. Возвращаясь в августе 1991-го от белого дома, заснул на Чухлинке, а проснулся в Углях. В электричке блевал, в электричке жрал, в электричке пил, курил, ссал в пролете между вагонов, когда струя, разбиваясь о стучащий металл, залетает обратно и оседает на брючине. В электричке я научился спать стоя, сидя, уткнувшись лицом в колени и опрокинувшись на стекло. Там я понял, как уворачиваться от летящих в окна камней и прилетающих в рожу кулаков. В электричке я до конца убедился, что люди вокруг – лишь боль. Но боль – не навсегда. До Серпа всего лишь 25 минут, а если совсем невмоготу, можно и через Кишлак. Наверное поэтому у меня в общем нет друзей. Я легко схожусь, и так же просто расхожусть. Вернее просто выхожу на станции, а электричка, набитая удивленными соседями, движется дальше. А я захожу в следующую, подсаживаюсь к новым соседям, касаюсь коленями их колен, разглядываю сажу на их руках, стараясь не смотреть в глаза. Я еду и еду, до сих пор мечтая никогда больше не слышать стук этих спаек и втулок, а морозная страшная родина прорастает сквозь щели красивым ледяным сорняком. |
||||
| Обсудить в блоге автора | ||||
