На 84-м году жизни в Мюнхене умер бывший мэр Москвы Юрий Лужков. О нем — Григорий Ревзин.
При известии о смерти Юрия Михайловича Лужкова думается о чем-то величественном вроде регионального траура. Гроб на лафете, траурная процессия, кортеж орденов покойного, колонна венков, колонны трудящихся, отпевание и захоронение в отстроенном им Храме или даже в отдельной капелле где-то на территории. Чего-то такого он, безусловно, достоин — большой государственный деятель. И ничего этого не будет, потому что и власть и деньги можно взять с собой в могилу, если умер при власти. А если так, как у него,— увы, не получается.
Вообще, если почитать отзывы об уходе, создается несколько абсурдное ощущение, что умер деятель культуры. Нет, ну правда — оставил неизгладимый след в облике Москвы. Манеж новый, и гостиница «Москва» новая, и Неглинная новая, и дом Жолтовского на Моховой новый, а там сзади и Храм новый — да весь центр новый, и все — он. Снес, конечно, много, сжег тоже — но ведь не сейчас об этом? Город — это же не только здания, это люди, а у людей чувство что печаль и доброе что-то в душе. Транспорт там бесплатный, надбавки к пенсии, мёд опять же. Вот у академика Дмитрия Лихачёва были под старость такие книжки — «Мысли о русском», «Мысли о добром и вечном» — такие какие-то чувства составляют нынешний, как выражаются мистики, общественный эгрегор (иначе это называется «ментальный конденсат»). Правда ведь — будто помер большой деятель культуры и моральный авторитет, такой серьезный дед с нравственным стержнем.
Окажись я на месте Собянина хоть минуту, я бы сейчас все же объявил региональный траур: надо как-то размачивать свой суховатый образ в сторону умиротворенной сентиментальности.
Понимаю, что давить надо в себе эти чувства, потому что много в Юрии Михайловиче, и результатах его деятельности, и в особенностях его биографии вызывает… ну, не вызывает.
Некролог можно рассматривать как итоговый документ из отдела технического контроля: принял, сдал, оценка изделия.
Но мне это кажется малоприличным — уважение к судьям сегодня можно удержать только законом, и вряд ли пристойно брать на себя эту роль добровольно. И еще меня останавливает, что я всю дорогу уже давил в себе эти чувства, пока он был жив.
А сейчас я хочу сказать другое: он мне очень нравился. Я им любовался, я ждал его появлений, я следил за лентой новостей, отслеживая его, и он не подводил. Он появлялся по многу раз в день, и каждое второе его появление — это был коктейль из чувств потехи и свободы. Да ладно, чего там, за гробом идем, скажу: я любил этого человека. С ним было интересно и смешно жить. Я, пожалуй, затруднюсь назвать государственных деятелей России, не нынешних только, а вообще, про которых так скажешь.
Для меня, хотя я видел Лужкова в разных ситуациях, почему-то ключевыми оказались кадры, где он открывал новый цирк на Цветном с Юрием Никулиным, и это был парный конферанс. Он хорошо это делал, обращался к публике, даже плясал, кажется, анекдоты рассказывал. Но я сейчас не о смешной стороне дела говорю, а по сути. По сути это было, конечно, произведение художественной самодеятельности. И он с ним выступал.
|
