— А теперь, молодожены, можете скрепить свой союз поцелуем.

Мы с Лешей уже давно не слушаем девушку из ЗАГСа и скрепляем наш союз.

Я нехотя отпускаю Лешины руки, чтобы он мог обнять моих и своих родителей. Наши мамы прячут за букетами лица, мокрые от слез.

— Давайте оставим молодых наедине на несколько минут.

Все выходят, закрывая за собой прозрачную дверь кабинета для встреч с адвокатами. Через стекло стеснительно подглядывает конвой, из коридора пахнет свежим хлебом: на первом этаже Бутырки работает пекарня.

— Какой же ты крутой на ощупь, такой… настоящий.

— Люблю тебя очень сильно.

— Я тебя больше.

Мы почти не разговариваем, прижались друг к другу и вздрагиваем на каждый шорох в страхе, что конвой зайдет, чтобы увести моего мужа.

Я вцепилась в Лешу, будто это могло как-то замедлить время.

— Что мне делать сегодня вечером, когда я выйду отсюда, а ты останешься здесь? Как закончить этот день?

Меня мучил этот вопрос с тех пор, как нам назначили дату свадьбы.

— Погуляй с кем-нибудь, а если устала — езжай домой к кошке.

— А что будешь делать ты?

Леша смеется.

— Вы же заказали мне праздничную еду — я буду есть.

В дверь виновато стучатся, сотрудник СИЗО сообщает, что время наше кончается.

— Когда мы выйдем из тюрьмы… В смысле, я выйду… я буду обнимать тебя целыми днями.

Я плачу и тыкаюсь Леше в плечо. Все это время мой муж был спокоен. И вдруг говорит:

— У меня сейчас сердце выпрыгнет из груди.

Мы обнимаемся с нашими родителями, с сотрудниками Общественной наблюдательной комиссии, которые пришли нас поздравить в СИЗО и благодаря которым у нас есть фотографии с этой церемонии. Лешу уводят — без наручников, но под конвоем.