В Израиле я попал в армию из-за Антона Носика, впоследствии небезызвестного. Дело в том, что Антон Носик, по образованию врач-уролог, в начале 90-х перебрался в Израиль, где устроился на работу в русскоязычную газету "Время", в которой он вел колонку "Уроки языка программирования C++". Каждый день на последней странице газеты била колонка Носика, скажем, про оператор go to. Или while.

Антон Носик был очень быстрым человеком, и в отличие от почти миллиона приехавших репатриантов, он выучился читать на иврите. Многие же пока освоили лишь разговорную речь (кама зе оле? Сколько стоит?), а Носик стал читать израильские газеты Едиот Ахронот и Маарив. Поэтому Носик, в отличие от остальных русскоговорящих, знал новости. И он их начал пересказывать в новой газетной колонке, и скоро стал журналистом номер один. Он же писал о фактах. А писанина других журналистов в русских газетах порой имела мало отношения к реальности. Словом, Носик скоро стал звездой, пересказывая Едиот Ахронот как бы от себя.

Антон Носик вскоре написал для «Времени» статью о том, что израильские власти дискриминируют русскоязычное население. Впрочем, в русскоязычной прессе все статьи на протяжении десятилетий были всегда именно об этом, но Антон Носик придал старой теме новое измерение. Он писал, что приехавших из СССР израильтяне дискриминируют тем, что не призывают их в армию.

- Ведь ни для кого не секрет, - писал Антон Носик, - что репутация защитника родины, чувство локтя после службы в армии, очень помогают найти работу.

- А хитрые израильские власти, - писал Антон Носик, - не берут русских в армию, обрекая их впоследствии на безработицу.

Оказалось, что регулярные обзоры русской прессы направляют в какую-то комиссию кнессета, и последняя, прочитав статью Носика (чего никто не ожидал) дала рекомендацию армии немедленно призвать всех "русских", и пропустить их через так называемый тиронут, 4-месячный курс молодого бойца.

В армии подсчитали что призыв, скажем, 300 000 человек на 4 месяца стоит сумасшедших денег, и потому она (армия) хитренько спустила это дело на тормозах, призвав всех на всего лишь 14 дней. Из которых я прослужил 12 дней, так как автобус из военкомата в Тель-Авиве в военный лагерь в пустыне Негев сломался по дороге на 2 дня.

Короче! Мне принесли повестку, я расписался, перевел ее за два часа со словарем. Мне надлежало прибыть завтра в 5 утра в военкомат в Гиватаиме. Соседи-израильтяне сказали, что на дни призыва правительство спустило приказ, чтобы автобусы ходили с 4 утра, так что я успею. В повестке писалось, что я должен взять с собой зубную щетку, зубную пасту, запасные носки и трусы с майкой. А остальное дадут на месте.

Я набрал телефон своего знакомого Сени, который оттрубил в израильской армии три года.

— Значит так! – сказал мне Сеня. – Бери ручку и записывай. С собой взять: подушку с наволочкой, одеяло, консервы, фонарик, ножик, маленький радиоприемник, солнечные очки, спички. Сеня продолжал диктовать, и через пять минут его список уже насчитывал около сотни наименований.

- Сеня, - прервал я его. – Но это же мне с чемоданом надо идти в военкомат.

- Да хоть с двумя, - ответил Сеня. – Ты увидишь, все пригодится.

Короче, в 5 утра я уже сходил со своим чемоданом с автобуса в Гиватаиме. Несмотря на ранний час, нас там уже было много. Со всех сторон люди со славянской еврейской внешностью сходились к военкомату с разных сторон. Одни, как и я были с большими чемоданами. Другие шли с пластиковыми пакетами из супермаркета. Пакеты были полупрозрачными, и там были видны их трусы, майки и зубные щетки. Обе категории призывников посматривали друг на друга с иронией. Вот лопухи! Кстати, я увидел, что большинство русских носит т.н. боксерс. Семейные трусы.

В военкомате нас заперли во внутреннем дворике, и предупредили не лазить через забор, так как мы отправляемся через полчаса. Но через два часа наше еврейское терпение кончилось, и несколько человек все же перелезли через забор, поднеся к нему три столика из какой-то комнаты в военкомате. Очень скоро они вернулись с ящиком водки Кеглевич. Я узнал, что это 30-градусная водка, поэтому мы, русские, называем ее учебной. Мы немного поучились, потом еще немного поучились, и время пошло быстрее. Через час привезли ланч. Ланч был очень свежим и очень вкусным. Там было 10 салатов, еще горячие питы, мясо и много сладких суфганиёт, посыпанных сахарной пудрой. Парни быстро сгоняли через забор за еще одним ящиком Кеглевича. К этому времени мы уже все очень сдружились. У нас появилось боевое чувство локтя. Потом нам принесли ужин, и мы еще раз сгоняли через забор.

Примерно в 11 вечера за нами наконец пришли автобусы и нас повезли в Негев. В Негеве наш автобус сломался, поэтому мы там, на месте, и заночевали. К следующему полудню приехала ремонтная команда и нам привезли завтрак. Очень вкусно. Я нигде в Израиле так вкусно еще не ел. К 6 вечера стало ясно, что автобус быстро не починить, и за нами выслали другой автобус, который пришел еще часа через три.

Короче, около двух часов ночи нас привезли в лагерь. Тут выяснилось, что лагеря никакого нет, а это просто пустой холм. Нас было около 3 тысяч человек. Один американец, один аргентинец, один эфиоп, а остальные русские. Нам выдали палатки и велели их устанавливать. Но было уже темно, и палатки оказались слишком сложными. В этот момент к нам подъехали ребята с гражданки. Друзья кого-то из призванных. Вообще-то расположение лагеря было военной тайной, но в Израиле тайн нет. Ребята привезли еще 10 ящиков Кеглевича. Так как ужина не было, и так как все уже очень устали, то у нас наступило состояние полного тотального опьянения. Мы повалились на песок и речь об установке палаток уже не шла. Я убедился, что в состоянии опьянения удобнее лежать на спине. Звездное средиземноморское небо и невероятных размеров месяц. Стояла дикая ночная жара. Кто-то запел песню. Через минуту песня была подхвачена тремя тысячами наших глоток. Мы лежали под звездным небом и душевно пели «там в степи глухой замерзал ямщик». Наши 18-летние сержанты и сержантки не могли понять нашего поведения. Они до этого ни разу не видели человека в состоянии алкогольного опьянения. Поэтому они на нас посмотрели, и ушли спать в свою палатку.

Дальше. А поутру они проснулись. Трубы горят! Пить хочется ужасно! Пили прямо из умывальников. Их нам уже сержанты установили. И биотуалеты.

Нам выдали по три автомата. Винтовка Галил оказалась точной копией автомата Калашникова. Знакомая пояхрень. Узи оказался раза в три тяжелее, хотя он и маленький. И он еще очень неудобный. Магазин слишком длинный. Узи хуже всего! Куда лучше винтовка М-16. Легкая, удобная. Одно удовольствие.

Патронов нам не дали, но они там везде на земле уже валялись. В Советской Армии патроны давали на стрельбищах только. По два патрона под роспись. А тут - бери, не хочу. Все набрали себе кучу патронов. Я тоже взял. Все пошли на окраину лагеря, пострелять. Упражнение – возле основания холма ты кладешь пустую баночку из-под кока-колы. За сколько выстрелов ты ее загонишь на самый верх холма? Я научился за 10 выстрелов загонять.
 

Тут прибежала какая-то девочка с палкой. Она оказалась нашей сержанткой. Она кричала ругательство кибенимат, и очень больно била всех по попе палкой. Подбежали еще сержанты с палками, они погнали нас строиться. Нам объяснили, что стрелять в Израиле можно только по команде командира.

- Здесь вам не Русия, - объяснили сержанты. – Здесь нельзя стрелять, когда хочется.

Потом мы побежали марш – бросок 4 километра на стрельбище. Это очень тяжело. Под палящим солнцем! В 40-градусную жару! С тремя автоматами! Кибенимат!

После стрельбищ нас опять очень вкусно накормили. После чего нас выстроили на плацу.

- Из разведки Шин Бет поступила информация, - сообщил нам лейтенант, - что на наш лагерь готовится атака террористов. Мы точно знаем имя террориста из Наблуса. Если его заранее не обезвредят, он нападет на наш лагерь с автоматом и гранатами.

- Что вы будете делать, если увидите террориста? – спросил лейтенант.

- Убью врага! – храбро выкрикнул Фима Гольдфарб. Фима был физиком из университета Бен Гуриона. Фима был низеньким, сутулым, и с очками минус 8.

- Неправильный ответ, - сказал лейтенант. – Если на лагерь нападет террорист, вы должны спрятаться.

- Как спрятаться? – не понял Фима. – Где?

- Лучше всего под кроватью, - объяснил лейтенант. – Цель террориста – убить как можно большее количество израильтян. Поэтому прячьтесь и минимизируйте потери.

- Кому-нибудь нужен врач? – спросил лейтенант. – Если да, то вот Миша, он принимает в медпалатке. Миша оказался белобрысым веснушчатым парнем с истинно костромской внешностью.

На прием к Мише никто не пошел. Все же знают, что в армии бесполезно. Но среди нас были бухарские евреи, и они решили попытать счастья. Через 5 минут они уже выходили из палатки со счастливыми лицами. Секунд 5 мы обдумывали эти их счастливые лица, а потом тоже рванули в очередь в медпалатку. Я до сих пор горжусь тем, какой я быстрый и умный. Я был пятым в этой очереди.

- На что жалуетесь? – спросил меня Миша.

- Автоматы тяжелые, - сказал я.

- Я могу дать вам справку, что вам нельзя поднимать больше 5 килограммов, - ответил Миша.

- На занятиях нас заставляют сидеть на песке, - сказал я, - а у меня от такой позы спина болит.

- А могу дать вам справку, чтобы вы сидели только на стуле, - сказал Миша.

Через полчаса у нас уже было по три-четыре справки, и тут прибежал лейтенант, сказал Мише «кибенимат», и Миша прекратил выдавать справки.

Уже выданные справки резко осложнили работу сержантов.

- Пантелеймонов! – кричал сержант. – Возьми рацию в марш-бросок.

- Не могу, - отвечал Пантелеймонов. – Вот справка! Только 5 килограммов!

- Кибенимат! – орал сержант. – Сидоров! Возьми рацию!

- Вот справка, - отвечал Сидоров.
 

На занятиях по сборке-разборке автоматов все сидели на песке, а мне выдали не только стол, но и стул. И я сидел там как привилегированный. Вначале сержанты меня за это ненавидели, но я им сказал, что преподаю в Тель Авивском университете. А так как они там собирались учиться после армии, то они сменили гнев на милость. И даже перестали бить меня палкой.

Вообще-то палками они подгоняли нас только утром, когда мы шли на построение. Некоторые же, еще сонные, еле плелись.
 

Очень интересно, наш эфиопский собрат по оружию, Аяимика, выглядел довольно щуплым на общем русском фоне. Но был он необычайно выносливым. На пробежках он всегда бежал впереди, хотя помимо трех автоматов ему давали еще две рации. И на построение он всегда прибегал первым.

- Аяимика, - сказал ему Володя, врач-нарколог из Питера. – Скажи, ты бен адам? Ты человек?

- Я – человек! – подтвердил Аяиимика.

- А почему у тебя нет геевы? Где твоя геева? – спросил Володя. (Геева – гордость.)

- А что такое геева? – спросил Аяимика. Он полез в эфиопско-ивристкий словарь и выучил новое слово.

На следующее утро Аяимика неспешно шел на построение последним.

- Аяимика! – заорала сержанта. – Ты чего плетешься последним?

- Потому что я – бен адам,- ответил Аяимика. – У меня есть геева!

На следующий день нас всех выстроили в очередь перед какой-то большой палаткой, в которую начали запускать человек по 30. А потом их выпускали через выход с противоположной стороны, и запускали новые 30. Очередь дошла и до моей тридцатки. Нас запустили в палатку, в которой мы увидели 20-летнюю сержантку, которая с трудом сдерживала свой смех. Через примерно минуту сержантка бросила на пол гранату и закричала: "граната". Все, как учили, упали на землю и закрыли голову руками. Поза звезды. Сержантке, как было видно, это зрелище очень нравилось, и она ржала в полный голос. Отсмеявшись, она выпустила всех через левый вход и крикнула во вход правый: "следующие!"
 

Кровать Аяимики была рядом с моей. Он оказался очень добрым парнем и очень надежным. Знаете, если вам доведется служить в армии, то надо только с эфиопами. Я бы с Аяимикой в разведку пошел.

Аргентинец оказался очень хитреньким. Нае...ать там было практически невозможно, но он все время пытался. Причем, нае...ать всех.
 

Американца было очень жалко. Он не мог перенести всеобщего бардака и очень возмущался. Кричал кибенимат, и все такое. Все относились к нему с симпатией, успокаивали его. Но так как он не пил Кеглевича, то успокоить его было практически невозможно.
 

Словом, с тех пор я покровительственно смотрю на людей, которые не служили в армии обороны Израиля. Жизни не знают! Пороху не нюхали!