Дядя Гриша уже не молод, скоро ему исполнится 57. За спиной две чеченские кампании, где он был снайпером. На теле колоритные наколки: смерть с винтовкой, вместо косы, череп в краповом берете.

В июне подписал контракт и оказался в Изюме. В снайперы уже не взяли из-за зрения, определили старшиной пехоты. С первого же дня попал в ад: обстрелы, прилёты, бесчисленные потери. Рассказывает, как зашли в село и попали под бомбёжку. Напарнику оторвало ногу, Гриша оттащил его в кусты и вызвал эвакуацию. Пока ждали, прямо на их глазах обезумевшие от голода коты выползали из брошенных домов и объедали оторванную голень…


 

Через месяц Гриша и сам получил ранение. Во время боя руку зацепил осколок мины. До ноября он лежал в госпитале, читая в интернете, как его сослуживцы бегут из оставленного Изюма, побросав технику.

Зимой вернулся в строй под Сватово и чудом не погиб под ракетами «Хаймерсов». А по окончании контракта почти сразу оказался в тюрьме.

Я расспрашиваю Гришу, зачем он вообще поехал на фронт, пытаюсь понять мотивацию. Но её нет. Власть он не любит. В «нацистский режим Зеленского» не верит. Командиров с их «мясными штурмами» презирает.

«Что ты там, чёрт возьми, делал, Гриша?»
 

«Соскучился по войне, - усмехается. – Ну и деньги… За ранение три ляма дали. Где бы я ещё так заработал?»
 

Описывает, как его часть заняла богатую ферму, разместив там бойцов. Через пару дней появились кадыровцы и вывезли все фуры и трактора. Хозяин фермы побежал к военному прокурору, тот даже оформил жалобу и очень сочувствовал… Ну то есть жил себе украинский фермер, работал, развивал хозяйство. А потом пришёл «русский мир» его спасать. И руками кадыровцев просто ограбил.

«Тебя самого это всё не смущает, Гриша?»
 

Мы провели в беседах и спорах долгие дни. Я рассказывал про Бучу, Мариуполь, бомбёжки Киева и Одессы. Кричал, объяснял, разжёвывал.

«Илюха, слушай, – сказал, наконец, Гриша. – Если снова поеду на войну, то водилой. Оружие в руки не возьму. Обещаю».

Ну хоть так, Гриша. Хоть так.