Но если все происходившие в это время конфликты находились уже в затухающей стадии, а в Ингушетии 27 февраля даже прошли выборы президента, на которых победил в целом вполне лояльный Москве генерал Руслан Аушев (что окончательно стабилизировало положение), то в Чечне всё ещё только начиналось.

После того, как в сентябре 1991 года Дудаев разогнал Верховный Совет, летом 1993 года отряд Басаева по указанию Дудаева разогнал избранный уже по дудаевским законам парламент и конституционный суд.

Но единоличное правление Дудаева продолжалось недолго. В декабре 1993 года вся антидудаевская оппозиция собралась в Надтеречном районе Чечни, который Дудев не контролировал, и учредила Временный Совет Чеченской Республики (ВСЧР) под руководством Умара Автурханова и Беслана Гантамирова. ВСЧР провозгласил своей целью собрать «Съезд народов Чечни», на котором и решить судьбу своей республики.

В Чечне установилось двоевластие. Разумеется, с самого начала Кремль был на стороне ВСЧР и против Дудаева. Этот выбор был предопределён тем, что Дудаев отказывался обсуждать вопрос об условиях вхождения Чечни (или как её называли его сторонники – Ичкерии) в состав Российской Федерации, в то время как его противники заранее были согласны на то, что Чечня останется субъектом РФ.

После выхода из тюрьмы посредником между этими противоборствовавшими силами попытался выступить Хасбулатов, но его «Миротворческая миссия профессора Хасбулатова» была безуспешной, поскольку он фактически примкнул к ВСЧР, и сторонники Дудаева не поверили всерьёз в его нейтральную позицию. Да она и не была (и не могла быть) таковой.

Надо заметить, что вплоть до начала осени 1994 года популярность Дудаева была значительно выше, чем у лидеров ВСЧР, и поэтому Дудаев не хотел вступать в переговоры со своими оппонентами и идти на какие-либо компромиссы. Он не видел в них серьёзных соперников. Поэтому он продолжал управлять Чечней без оглядки на Москву и на засевшую в Надтеречном районе и Урус-Мартане «пророссийскую» оппозицию.

Впрочем, весной 1994 года Чечня не слишком волновала Ельцина. У него были дела и поприятнее: настала пора пожинать плоды той работы, которая велась его командой (включая правительство) на протяжении последних лет.

4 апреля в Москве в результате коллективных усилий российского МИДа и чиновников ООН и СНГ было подписано заявление о мерах по политическому урегулированию грузино-абхазского конфликта и соглашение о прекращении огня и возвращении беженцев.

Окончательное соглашение о прекращении огня было подписано противоборствовавшими сторонами лишь 14 мая. Коллективными усилиями эта война была остановлена. Но, к сожалению, грузинские беженцы так до сих пор и не смогли вернуться в Абхазию.

20 апреля вступил, наконец, в силу подписанный ещё в 1992 году в Ташкенте Договор о коллективной безопасности. Возникла «Организация Договора о коллективной безопасности» (ОДКБ), в которую первоначально входили Армения, Грузия, Казахстан, Киргизия, Россия, Таджикистан и Узбекистан. Грузия вскоре вышла из ОДКБ, а через пять лет из неё вышел и Узбекистан. Договор с этого момента перестал называться «Ташкентским» (по аналогии с «Варшавским договором») и стал называться так, как он называется и до сих пор: ОДКБ.

5 мая при активном содействии российской дипломатии был подписан, а 12 мая вступил в силу протокол, положивший конец ещё одному конфликту на территории бывшего СССР – первой войне в Нагорном Карабахе.

Во внутренней же политике России 28 апреля был дан старт компании по подписанию «Договора об общественном согласии». Этим договором ельцинская команда хотела поставить точку в противостоянии между различными политическими течениями и договориться о том, что теперь вся борьба будет иметь исключительно парламентские формы и происходить на избирательных участках, а не на баррикадах.

Это было тем более актуально, что подписание договора приурочили к кануну прошлогоднего первомайского побоища, с которого в массовом сознании и начались все те печальные события, которые привели к расстрелу парламента.

Но этот проект имел лишь частичный успех. Договор подписали практически все политические силы, кроме прокоммунистических: КПРФ и Аграрной партии. Зюганов на церемонию подписания пришёл, но от подписания уклонился, а аграрии (Лапшин) вообще проигнорировали само это событие. Разумеется, отказались его подписывать и непарламентские левые радикалы: Ампилов с Тюлькиным.

Впрочем, это было и неудивительно: вряд ли в администрации Ельцина всерьёз рассчитывали на то, что коммунисты станут играть по их правилам.

Среди некоммунистических движений Договор общественном согласии отказалась подписывать партия «Яблоко» Григория Явлинского. Это было тем более удивительно, что никто и не ожидал от неё непарламентских форм борьбы. Даже и сегодня мы плохо можем себе представить яблочников на баррикадах. Впрочем, никто давно уже не ищет логики в действиях Явлинского. Не было её и в тот раз.

Но задел позитивных действий, который имелся у ельцинской команды, и который был ею наработан в предыдущие два-три года, постепенно иссяк, а новых идей уже не было, и новых мероприятий не планировалось. Впрочем, не было уже и желания претворять их в жизнь.

Активность Ельцина постепенно затухала, и штабом реформ (уж каких-никаких) явочным порядком стало правительство. Больше не было желавших проводить непопулярные меры, попадать под огонь критики в прессе и противостоять безумной маниловщине левых фракций Государственной Думы.

По мере того, как на постсоветском пространстве затухали все остальные конфликты, Чечня становилась всё более заметной аномалией на фоне более-менее спокойной (пусть и бедной) жизни.

Чечня в то время не была замкнувшейся в себе самопровозглашённой республикой. Периодически, как протуберанцы от невидимой звезды, из неё в Россию выскакивали какие-то вооружённые люди, и по ним мирные обыватели судили о том, что же там, внутри независимой Ичкерии, происходило.

26 мая вышедшая из Чечни вооруженная банда захватила автобус Владикавказ – Ставрополь с 33 пассажирами. Бандиты требовали 10 миллионов долларов, оружие и вертолёт для безопасного выезда из страны.

Правоохранительными органами было принято решение о штурме. В результате штурма все заложники были освобождены, а бандиты – арестованы.

28 июня трое чеченских террористов захватили рейсовый автобус Ставрополь – Моздок, в котором находились 40 пассажиров. Преступники потребовали оружие, самолёт и 5,8 миллиона долларов. 29 июня в результате проведённой правоохранительными органами спецоперации преступники были обезврежены, а никто из пассажиров не пострадал.

28 июля рейсовый автобус следовал по маршруту Пятигорск – Советское (Кабардино-Балкария). При въезде на остановку вблизи аэропорта «Минеральные Воды» четверо находившихся в салоне чеченских бандитов, натянув маски, достали пистолеты и приказали водителю никого не выпускать. Заложниками стали 36 пассажиров, в том числе 8 детей.

Бандиты приказали водителю ехать к аэропорту, и автобус остановился на стоянке автовокзала. Здесь четверо пассажиров были выпущены из автобуса для того, чтобы передать требования террористов: 15 миллионов долларов и два вертолёта с экипажами. При этом требования должны были быть выполнены до 20:00, иначе террористы грозили убить заложников.

После сообщения о теракте был создан штаб по освобождению заложников во главе с заместителем министра внутренних дел РФ – уже известным нам Анатолием Куликовым. Автобус был оцеплен сотрудниками спецслужб и бронетехникой. С преступниками вступили в переговоры.

В ходе переговоров террористы постепенно отпускали захваченных пассажиров, и к 2:30 29 июля в автобусе, помимо преступников, осталось лишь 10 человек (в основном женщины). Террористам предоставили вертолёт, и они вместе с заложниками поднялись на его борт.

В 3:06, в момент, когда вертолёт готов уже был взлететь, штаб отдал отряду специального назначения приказ о начале операции по освобождению заложников. Заметив приближавшихся спецназовцев, один из преступников достал гранату и бросил её в сторону заложников. Взрывом на месте были убиты две женщины-заложницы и один террорист. Ещё две заложницы (женщина и 14-летняя девочка) скончались позже в больнице. Помимо этого, пострадали от осколков несколько заложников и бойцов спецназа (пять сотрудников милиции отдела СОБР и три бойца спецподразделения МВД «Вега»).

Трое террористов были задержаны. У них были изъято четыре пистолета и пять ручных гранат.

Атмосфера в стране накалялась. Становилось понятно, что продолжать и дальше не замечать того, что происходило в Чечне, невозможно. Но и что со всем этим делать, было непонятно.

Однако вся эта история пока ещё не находилась в фокусе внимания Кремля. В Президентском клубе хватало и своих терактов: 7 июня было совершено покушение на Березовского. Березовский и его охранник были ранены, а водитель – погиб. Всё окружение Ельцина (и прежде всего Юмашев и Коржаков) окружили Березовского вполне объяснимым сочувствием, заботой и вниманием. Он стал заметной персоной и значительно укрепил свои позиции в Президентском клубе.

Произошедшее произвело сильное впечатление и на самого Ельцина. Президент, разумеется, помнил, что это Березовский оплатил издание его второй книги, и не мог не испытывать признательности и сочувствия к нему. Буквально через неделю он подписал указ «О неотложных мерах по защите населения от бандитизма и иных проявлений организованной преступности».

Указ предусматривал «предварительную проверку» финансовой деятельности и имущественных прав не только подозреваемого, но и его родственников, а также проживавших совместно с ним лиц. Могли быть также проверены и предприятия, к деятельности которых подозреваемый мог быть причастен. По инициативе региональных властей отдельные местности могли ставиться под особый контроль. Регионы могли принимать и «дополнительные правовые меры» для усиления борьбы с организованной преступностью.

Всё это не имело ничего общего с презумпцией невиновности и другими демократическими ценностями, зато развязывало руки силовикам и очень понравилось как ельцинскому окружению, так и «простому народу».

Подписав этот указ, Ельцин отправился в поездку по Дальнему Востоку. К тому времени уже сложился канон поездок президента по регионам. С утра он приезжал на новое место. Его вели на какой-нибудь завод или на какую-нибудь стройку. Там бывало небольшое и довольно формальное совещание. Потом следовал проход по цехам, «разговор с народом» под камеры и дальше – отдых, баня и ужин-пьянка у узком кругу.

Помимо прочего Ельцин посетил Амурскую область и познакомился с тамошним губернатором, Владимиром Полевановым. Полеванов был, без сомнения, выдающимся геологом, но, как всякий технарь, имел очень наивные и механистические представления об управлении государством и экономике. Он был в полном смысле «советский учёный-геолог» – со всеми его плюсами и минусами.

Полеванов, разумеется, понравился Ельцину. Это был человек близкой ему биографии и ментальности. И он, и сопровождавший его Коржаков уехали из Амурской области в полном восторге от её губернатора. И, как мы увидим позже, имел на него далеко идущие планы.

После этого Ельцин отдался большой международной политике. 23 июня было подписано соглашение о партнёрстве между Европейским сообществом (ЕС) и Россией, а 8–9 июля в Неаполе Ельцин впервые принял участие во встрече на высшем уровне лидеров восьми (вместе с Россией) ведущих индустриальных стран мира (G-8).

Тем временем 10 июля в Украине прошёл второй тур досрочных президентских выборов. Новым президентом Украины стал Леонид Кучма, который, набрав 52,15% голосов, опередил своего соперника Леонида Кравчука (45,06%).

В этот же день, на президентских выборах в Белоруссии победу одержал Александр Лукашенко, который набрал невообразимые 80,1% голосов, оставив далеко позади своего главного соперника – Вячеслава Кебича (14,1%).

Внутри страны также происходили важные события. 1 июля закончилась чековая приватизация. Правительство представило на рассмотрение президента несколько вариантов следующего – «денежного» – этапа приватизации, который, помимо изменения структуры собственности в стране, должен был нести (в отличие от ваучерного этапа) ещё и вполне прикладную нагрузку – пополнение бюджета доходами от приватизации.

Без соответствующих указов президента этот этап не мог начаться. Однако все предложения так и остались лежать на столе у Ельцина. Он не принял никакого решения, не собрал совещания, не обсудил предложенные варианты. Все эти наработки исчезли в недрах его администрации как в чёрной дыре. Стало ясно, что Ельцин решил держаться от приватизации подальше, поскольку считал, что она наносила его имиджу и рейтингу непоправимый ущерб.

А между тем эти правительственные наработки предусматривали вывод акций российских предприятий на мировые финансовые рынки, привлечение западных инвестиционных банков для продажи этих акций на фондовых биржах, проведение IPO и многие другие методы привлечения иностранных инвестиций в Россию.

Специалисты знают, что все эти мероприятия требуют тщательной многомесячной подготовки. Особенно если выход акций на мировой рынок осуществляется впервые.

Самые оптимистичные прогнозы говорили, что если старт программы вывода, например, на IPO акций какого-либо крупного российского эмитента (предположим нефтяной компании «Лукойл») начать летом 1994 года, то само размещение случилось бы не раньше конца 1995 года. И, следовательно, не раньше этого срока появились бы от их продажи и деньги в бюджете.

Но принятие решения Ельциным затягивалось, и денежный этап приватизации всё никак не мог по-настоящему начаться. Этой паузой не могли не воспользоваться коммунисты в Думе, которые глумливо требовали от правительства доходов от приватизации, коль уж чековый её этап закончился. Коммунисты вносили в Думу всё новые проекты по повышению выплат и установлению всё новых льгот малообеспеченным слоям населения и госслужащим.

Когда же правительство умоляло остановить это «фонтан щедрости», левые не без удовольствия указывали на то, что правительство само задерживало денежный этап приватизации и тем самым лишало народ возможности поправить своё незавидное материальное положение.

Логичным следствием остановки приватизации стали также банкротства финансовых пирамид. Так 4 августа обанкротилась МММ, а 25 августа – «концерн Тибет».

Миллионы людей потеряли не только приватизационные чеки, но и значительную часть своих сбережений.

К теме приватизации мы ещё неоднократно вернёмся, в том числе и в этой главе, а пока зафиксируем этот досадный для российских реформ факт: летом 1994 года приватизация была Ельциным остановлена. И как мы убедимся чуть позже – вполне сознательно.

Тем временем антидудаевская оппозиция в Надтеречном районе Чечни собрала 3–4 июня в селении Знаменском Съезд народов Чечни (2056 депутатов), который выразил недоверие президенту Дудаеву и его администрации и утвердил Временный Совет, до проведения выборов «наделив его полномочиями высшего органа государственной власти».

30 июля ВСЧР принял Декрет о власти, которым провозгласил отстранение от должности президента Джохара Дудаева и принял на себя «всю полноту государственной власти» в Чеченской республике.

11 августа было объявлено о формировании Временного правительства ЧР (председатель – директор совхоза Али Алавдинов, вице-премьер – бывший функционер Шалинского райкома КПСС Бадруди Джамалханов).

Разумеется, за всем этим стояла Москва. Это была интрига, которую претворяли в жизнь вице-премьер Сергей Шахрай и назначенный 16 мая министром по делам национальностей Николай Егоров (бывший до этого губернатором Краснодарского края). Последний был мотором всей антидудаевской фронды и немало преуспел на первых порах в том, чтобы сплотить все пророссийские силы внутри Чечни.

Поэтому российское руководство сразу же поддержало выступление ВСЧР, и 29 июля правительство РФ заявило: если правительство Дудаева в борьбе с оппозицией будет применять насилие, то российские власти будут вынуждены защитить права и жизни граждан РФ. И фактически сразу по каналам российских спецслужб и министерства обороны Москва начала активно вооружать отряды поддержавших ВСЧР Гантамирова и Лабазанова.

Ответ не заставил себя ждать. 10 августа в пику Съезду народов Чечни в Знаменском, Дудаев провел в Грозном Съезд чеченского народа. На нём он призвал к «ополчению перед угрозой российской агрессии». Съезд предоставил Дудаеву исключительные полномочия и разрешил ему «применять любые силовые меры с привлечением любых сил и в любом регионе Республики Ичкерия». Так же ему было дано право «объявлять газават в случае дальнейшего осложнения ситуации и призвать к газавату мусульман всего мира».

Все лидеры антидудаевской оппозиции были заочно приговорены к расстрелу, а в Надтеречном районе Съезд ввёл режим чрезвычайного положения, который, впрочем, в реальности Дудаев установить не мог, так как этот район им не контролировался.

Но и на эти события Ельцин никак не отреагировал. В конце июля он опять отправился в поездку, теперь уже в Красноярский край, где после ритуальных визитов и встреч так напился на теплоходе во время прогулки по Енисею, что велел выбросить за борт своего пресс-секретаря Костикова. Что и было проделано его охраной.

11 августа он всё-таки выступил и заявил, что «силовое вмешательство в Чечне недопустимо», поскольку в этом случае «поднимется весь Кавказ, и будет столько заварухи и крови, что никто нам потом не простит». Вряд ли он в тот момент подозревал насколько эти его слова окажутся близки к истине.

Тут важно подчеркнуть, что вся работа по формированию и поддержке антидудаевской оппозиции в значительной степени осуществлялась правительством: вице-премьером Шахраем и министром Егоровым. Разумеется, такая работа не могла быть продуктивной без сотрудничества со спецслужбами и военными. Однако по новой конституции силовики напрямую подчинялись президенту и лишь формально входили в состав правительства.

Поэтому и руководитель ФСК (предшественница нынешней ФСБ), и министры обороны и внутренних дел относились к совещаниям на эту тему как к факультативным. И включались в эту работу лишь в той мере, в которой считали это для себя нужным.

Ельцин же до поры до времени никаких указаний на этот счёт им не давал и результата с них не спрашивал. Его в тот момент занимали совсем другие проблемы: заканчивался вывод российских войск из Восточной Германии.

Ельцин, как человек своего поколения и воспитания, видимо, очень тяжело переживал уход российских войск из Восточной Германии. В его сознании это было какое-то отступление, признание слабости, фиксация того, что Россия – это не прежний СССР, что время изменилось, и роль России в мировой политике уже не та, что раньше.

И хотя все мировые лидеры подчёркнуто уважительно относились к нему и всячески акцентировали, что не видят особой разницы в значительности между ним и прежними руководителями СССР, и что Россия – правопреемница СССР (и так далее), Ельцин чувствовал себя некомфортно в роли президента страны, которая вынуждена была выводить свои войска с территории когда-то побеждённого противника.

Кульминация произошла в Берлине, куда Ельцин приехал 30 августа на заключительные торжества, посвящённые выводу войск. С утра уже он был навеселе, а к середине дня был попросту «пьян в дым». Он никак не мог поймать правильную интонацию, которую считал бы уместной в такой щекотливой ситуации, и просто дал волю своим эмоциям.

Он буянил и позорился на весь мир, под камеры сотен телеканалов и информационных агентств. Одним из самых запомнившихся эпизодов из его тогдашних эскапад было знаменитое «дирижирование оркестром». Никакие попытки Коржакова и охранников его образумить успеха не имели. Канцлер Германии Гельмут Коль и другие высокопоставленные чиновники с деревянными улыбками лишь изумлённо наблюдали за его выходками.

Скандал был настолько оглушительным, что помощники Ельцина решили принимать срочные меры. Они сделали ему подборку прессы и видео с самыми красноречивыми сценами. В ответ Ельцин предсказуемо лишь обозлился на них. Тогда семь его ближайших соратников (Коржаков, Барсуков, Илюшин, Костиков, Пихойя, Рюриков и Шевченко) обратились к нему со следующим письмом:

«Уважаемый Борис Николаевич!

Обратиться к вам с сугубо личным и конфиденциальным письмом нас, Ваших помощников и людей, любящих и ценящих Вас, вынуждает целый ряд негативных явлений в работе вашего ближайшего окружения и самого президента.

Налицо снижение активности президента. Работа носит нерегулярный характер со взлётами и резкими падениями активности… Существенно снизилась интенсивность политических контактов и консультаций президента с партиями, лидерами. Мнению и голосу общественности всё труднее достучаться до президента. В этой связи центр не только экономической, но и политической активности постепенно смещается в сторону правительства. Утрачиваются позиции в среде предпринимателей и интеллигенции.

Становится заметным, что президенту всё труднее дается контакт с общественностью, журналистами, читательской и телевизионной аудиторией. Усиливается замкнутость президента в крайне узком кругу частного общения.

Понимаем, что одной из важных причин этих негативных тенденций является объективная усталость. Ведь Вы уже в течение 10 лет выдерживаете огромную политическую и моральную перегрузку. Однако есть и иные причины.

Прежде всего, пренебрежение своим здоровьем, известное русское бытовое злоупотребление. Имеет место и некоторая успокоенность, даже переоценка достигнутого.

Отсюда – высокомерие, нетерпимость, нежелание выслушивать неприятные сведения, капризность, иногда оскорбительное поведение в отношении людей.

Говорим об этом резко и откровенно не только потому, что верим в Вас как в сильную личность, но и потому, что Ваша личная судьба и образ тесно связаны с судьбой российских преобразований. Ослабить президента значило бы ослабить Россию. Этого допустить нельзя.

В этой связи считаем своим долгом привлечь Ваше внимание к "берлинскому инциденту". Важно понять его возможные политические последствия. Без такого понимания было бы затруднительно строить всю политическую линию вплоть до 1996 года.

В этой связи хотелось бы обратить внимание на следующее:

1. Берлинские эпизоды получили широкую внутреннюю и международную огласку.

2. Дополнительные аргументы даны непримиримой оппозиции, добивающейся досрочных перевыборов президента.

3. Может развить силу тенденция консолидации антипрезидентских сил в регионах и провинции. Ряд губернаторов могут дистанцироваться от президента.

4. Не исключено уменьшение влияния президента в силовых структурах.

5. Возможен отток интеллектуальных сил поддержки президента. Ряд политиков могут поддаться искушению переориентироваться на другого сильного лидера. Может ослабнуть поддержка президента в демократической прессе.

6. В правительстве может возникнуть антипрезидентская группировка (явная или скрытая). В этой связи могут быть инициированы требования об ограничении полномочий президента и расширении полномочий правительства.

7. В Федеральном Собрании может усилиться отторжение президентских законодательных инициатив.

Нужна серьёзная корректировка стиля и методов совместной работы. При этом необходимо исходить из понимания того, что президент и его время принадлежат не ему самому, а России.

Представляются назревшими следующие меры:

1. Решительно пересмотреть Ваше отношение к собственному здоровью и вредным привычкам.

2. Восстановить стабильность рабочего режима и плотность трудового графика. Исключить неожиданные исчезновения и периоды восстановления. Это даст возможность обеспечить фактически отсутствующее ныне политическое планирование, исключить импровизации и случайные акции.

3. Обеспечить личное и постоянное участие президента в политическом планировании в сотрудничестве с помощниками.

4. Вернуться к активному использованию всех форм политических контактов и консультаций: с фракциями, партиями, лидерами, исходя не из личных симпатий и антипатий, а повинуясь политической логике и целесообразности.

5. Способствовать политической подпитке новыми идеями и впечатлениями посредством постоянных встреч с лидерами общественного мнения, интеллектуалами, независимыми аналитиками.

6. Восстановить контакты с населением через телевидение, радио, выступления перед большими аудиториями. Выступления президента по радио и телевидению должны стать регулярными и оказывать прямое воздействие на формирование общественного мнения.

7. Предпринять усилия для восстановления образа президента-демократа: поменьше помпы, закрытости. Изживать и не позволять навязывать себе "царские" привычки.

8. Пересмотреть практику культурного досуга. Чаще бывать в театре, на концертах, выставках, на стадионах. Избегать сложившегося однообразия отдыха, который сводится к спорту с последующим застольем.

9. Коренным образом пересмотреть ставший неэффективным стиль поездок по стране. Каждая поездка должна быть насыщена серьёзным политическим содержанием и давать ощутимые политические дивиденды.

Борис Николаевич!

При необходимости можно было бы расширить перечень назревших мер и корректировок. Но нужна Ваша воля и решимость внести эти корректировки. Нужно тесное взаимодействие с командой.

В сложившихся условиях фактор времени имеет решающее значение. Начинать нужно сейчас, не откладывая. Необходимо перехватить политическую инициативу.

Готовы помогать Вам, работать вместе с Вами во имя интересов демократической России. Верим в Вас!»

Это письмо Ельцину вручили в самолёте, когда он летел на отдых в Сочи, примерно через неделю после скандала в Берлине. Задержка была вызвана тем, что сразу по возвращении из Германии Ельцин должен был принимать председателя КНР Цзян Цзэминя, который 2 сентября приехал в Москву с официальным визитом.

Ельцин стоически выдержал все официальные мероприятия и лишь 6 сентября, после отъезда китайского лидера, решил полететь в Сочи, на море. В конце сентября ему предстоял официальный визит в США. Все его помощники были единодушны в том, что он сам тяжело переживал скандал в Берлине. И хотя он рычал и обижался на это «письмо семи», тем не менее весь оставшийся месяц держал себя в руках и старался привести себя в форму перед очень важным визитом.

Нет нужны комментировать это письмо. Оно говорит само за себя. В нём ясно и прямо перечислены все проблемы, которые уже невозможно было скрывать. Именно поэтому мы привели его полностью.

Не прошло и года с момента расстрела Белого дома, а от прежнего Ельцина не осталось и следа. Уже не было рядом ни Бурбулиса, ни Гайдара, давно забыты были все планы реформ, а центр политической и экономической жизни переместился в правительство. Остался лишь немолодой зависимый от алкоголя человек, который, получив в свои руки практически неограниченную власть, не очень понимал, что с ней делать, но при этом маниакально за неё держался.

К тому же он отчаянно не хотел стареть, перемежая бесконечные застолья интенсивными занятиями теннисом и баней.

Пока Ельцин отдыхал в Сочи, 13 сентября в Москве на 2-й Тверской-Ямской улице был взорван автомобиль, в котором находился лидер «Ореховской» ОПГ Сергей Тимофеев, по кличке «Сильвестр». Тимофеев скончался на месте. Так Березовский отомстил за покушение на него.

Авторитет Березовского в Президентском клубе сильно вырос: в кругу этих людей ценились такие брутальные проявления «мужского» поведения. Разумеется, никто в открытую не подходил и не поздравлял Березовского. Но все делали значительное лицо и понимающе кивали. Круто, мол, серьёзный парень, наш человек.

25 сентября Ельцин улетел в Вашингтон. Переговоры в Белом Доме с Биллом Клинтоном достаточно быстро продвинулись в части экономического сотрудничества и привлечения американских инвестиций в Россию, но в политической части всё было не так радужно.

Во-первых, снова встал вопрос о подписанном в Москве почти два года назад договоре СНВ-2, который так и не был ратифицирован ни Верховным Советом, ни Думой. Ельцин вяло пообещал продавить этот вопрос, но и он, и Клинтон понимали уже, что это выше его сил.

Для того, чтобы добиться его ратификации, Ельцин должен был убедить в необходимости этого не только коммунистов и аграриев, но и собственных генералов. А решить обе эти задачи одновременно ему было явно не под силу. В его ситуации вступать в спор и с парламентом, и с военными (создавая почву для их объединения) было очень рискованно.

Во-вторых, американцы подняли вопрос о военно-техническом сотрудничестве России с Ираном. И стали настаивать на его прекращении, поскольку Иран не соглашался свернуть свою атомную программу и вообще был недружественным Западу государством.

Ельцин же пытался убедить своих собеседников в том, что Иран не так страшен, и что сотрудничество с ним очень выгодно для России. Тогда ему недвусмысленно предложили выбрать, что ему более выгодно: сотрудничество с Ираном или с США.

Ельцин предложил компромисс: Россия продолжит выполнять контракты, которые были подписаны ещё в 1988 году, но новых заключать не будет. Американцы с кислой миной вроде кивнули, но все в российской делегации поняли, что их собеседники не восторге от этого предложения.

И, наконец, в-третьих, Ельцин предложил США признать все республики бывшего СССР (быть может, лишь за исключением стран Балтии) – «сферой жизненных интересов России». Клинтон деликатно признал наличие таких интересов, но предложил использовать для их защиты уже имевшиеся механизмы ООН и СБСЕ/ОБСЕ.

Это решительно не понравилось Ельцину, который настаивал на том, что Россия не обычная республика, возникшая на руинах СССР (как все остальные), а постоянный член Совета Безопасности ООН, ядерная держава, что она входит в G-8 и является правопреемницей СССР. И поэтому Россия (коль уж Клинтон признал наличие у неё жизненных интересов в этом регионе) имеет право создавать собственные механизмы реализации этих интересов.

В итоге обе стороны убедились в наличии фундаментальных политических разногласий. Для Клинтона было большим сюрпризом обнаружить, что Ельцин стал заложником формулы «в холодной войне нет победителей» и реально считал, что СССР ничего не проиграл, а значит Россия, как правопреемница, должна наследовать его положение в мировой политике.

Так формула, придуманная западными политиками для того, чтобы не ранить самолюбие русских, русскими была воспринята безо всякой иронии, и Россия буквально стала претендовать на роль, которую раньше играл СССР (и которая довела его до экономической и политической катастрофы).

Ельцин понял, что американцы ожидали от него совсем другого, и что на широкомасштабную экономическую помощь, равно как и на ускоренную интеграцию России в западные институты, рассчитывать в таких обстоятельствах не стоит.

Впрочем, ему, видимо, сохранение за Россией статуса «великой державы» и «наследницы Ялты» было важнее, чем быстрое преодоление кризиса, экономический рост и строительство демократических институтов. Поэтому ни по одному пункту политической повестки дня он американцам не уступил, чем в значительной степени дезавуировал и достигнутые днём раньше экономическое договоренности.

Клинтон смотрел на ситуацию иначе, чем Ельцин. Он не понимал, как страна, которая находилась в тисках тяжелейшего экономического кризиса и нуждалась в широкомасштабной экономической помощи (в том числе и прежде всего – от США) могла при этом претендовать на равное место в мировой политике.

Клинтон был сноб, и его снобизм был отягчён ещё и учебой в Оксфорде. И он, и его однокашник по Оксфорду Строуб Тэлботт (отвечавший в администрации Клинтона за Россию) сошлись на том, что Россия должна была определиться: либо она хотела помощи, но тогда не претендовала на место в мировой политике наравне с США, либо она хотела иметь все регалии великой державы, а в этом случае ни о какой серьёзной помощи не могло быть и речи.

Таким образом, этот визит дал ответ на вопросы, будет ли дальше развиваться процесс трансформации России в рыночное демократическое государство, и будут ли российский «план Маршалла» и особые отношения с Америкой. И ответ был отрицательным. Эта была плата за имперские амбиции России. После этого почти вся экономическая помощь России сосредоточилась исключительно в рамках стандартных процедур МВФ и мирового Банка и, в итоге, эти вопросы тоже ушли под Черномырдина.

Нельзя сказать, что это было исключительно решением Ельцина. Мы уже неоднократно писали, что он был плоть от плоти своего круга и своей эпохи. Представление о роли России как равной США стране было общим местом для всей тогдашней российской элиты. И этот подход никогда не менялся.

Было это правильно или нет – не нам судить. Скажем только, что ВВП России было в десять раз, а население – вдвое меньше американского. Примерно равными были лишь ядерные арсеналы. Но, так или иначе, позиция Ельцина была такой, и оснований менять свой подход он не видел.

Из Вашингтона Ельцин улетел с ознакомительной целью в Сиэтл. Там у него было время проанализировать прошедшие переговоры, и он, пробыв на западе США около суток, улетел обратно в Москву с тяжёлым сердцем.

По плану он должен был залететь ещё в Ирландию и провести давно запланированную встречу с тамошним премьер-министром Альбертом Рейнольдсом. Но всё вышло совсем иначе…

На борту президентского лайнера Ельцин закатил грандиозную пьянку. Причём напился до такой степени, что у него случился сердечный приступ. Когда через десять часов самолёт приземлился в ирландском Шенноне, и у трапа российского президента ждал премьер-министр Рейнольдс, Ельцин спал в полуобморочном состоянии, и не было никаких шансов его разбудить.

Вместо Ельцина к главе ирландского правительства вышел первый вице-премьер Сосковец и, извинившись и проведя протокольную встречу, буквально черед час поднялся обратно на борт самолёта, который и вылетел в Москву.

Через день пришедший в себя Ельцин растерянно объяснял журналистам, что он «просто проспал», и что виновата во всём его охрана, которой он за это «врезал».

Все в окружении Ельцина поняли, что никакие их демарши и письма значения уже иметь не будут. Осталось принять эти «особенности» Ельцина как данность и подстраивать график работы под циклы его «заболевания».