В преддверии 30-летия распада СССР появилось множество публикаций на эту тему, дающих разные трактовки его причин. Одни обращают внимание на экономические причины — дефицит товаров, карточки на продовольствие и водку, очереди и связанное с ними недовольство людей. Другие подчёркивают крушение коммунистической идеологии, которая скрепляла Союз, растущее неверие людей в своё будущее. Третьи указывают на злонамеренные действия определённых социальных групп (партийной номенклатуры, спекулянтов, цеховиков и других агентов теневой экономики), которые разрушали советский строй. Четвёртые акцентируют внимание на предательстве отдельных представителей советского руководства. Пятые ведут речь о национальных проблемах в искусственно созданной Федерации. В общем, версий много и каждая из них несёт отпечаток личных мотивов тех, кто их обосновывает. Важно и то, что они противоречат друг другу, создавая ощущение явления не познанного. Попробуем разобраться в этих причинах.

Дефицит и очереди в потребительском секторе подтверждают, что советская экономика столкнулась с серьёзными проблемами. Но одновременно имело место и избыточное производство, например, сырьевых товаров, продукции тяжёлого машиностроения, вооружений, некоторых потребительских товаров, не находящих спроса у населения. Это было бессмысленной тратой средств и усилий, работой впустую. Диспропорции между спросом и предложением — результат деятельности планового хозяйства, административной системы, бюрократии, как бы её ни называли. Люди были лишены стимулов, потому что вознаграждались непропорционально затраченным усилиям, даже если такой подход объяснялся благими намерениями. Рыночная стихия была нужна для того, чтобы восстановить пропорциональность, и чтобы её допустить, требовалась лишь политическая воля, а её не было. К тому же и до 80-х годов XX в. было, как минимум, 3 мирных периода с дефицитом, очередями и карточками — с 1929 по 1941, с 1945 по 1949 и с 1958 по 1963 (приблизительно). Однако советское государство сохранялось… Если добавить к ним периоды войн, то, скорее, периоды благополучного экономического развития были исключением, чем правилом. Значит, экономические проблемы не были единственной или главной причиной гибели советского государства.

Крушение коммунистической идеологии породило неверие людей в будущее, в известном смысле дезориентировало их. Но многие ли в это будущее верили? Подавляющее большинство не задумывалось о том, что такое коммунизм или развитой социализм, несмотря на обучение в школах и вузах, деятельность компартии, комсомола, пионерской и других организаций, постоянный бубнёж в СМИ, на партийных мероприятиях. Начиная со второй половины 50-х годов XX в. упоминание о коммунизме было лишь обязательным идеологическим заклинанием: произнёс его и иди дальше, к существу волнующей тебя проблемы. Искренних коммунистов, как и искренних антикоммунистов, было очень мало. Молчаливое большинство долгие годы не обозначало своих пристрастий, что позволяло имеющей власть партийно-государственной номенклатуре править безраздельно. Крушение коммунистической идеологии, конечно, сыграло свою роль в падении советского государства, лишив его легитимности в глазах людей, но далеко не главную. Просто очень многие разуверились в ней, хотя в целом большинство продолжало оставаться намного более аморфным, чем в других странах.

Тезис о злонамеренной деятельности внутренних социальных групп, как и враждебного внешнего окружения, выглядит чрезмерно конспирологическим. Партийная номенклатура пользовалась всеми благами советского строя, поэтому считать, что она «выстрелила себе в голову», было бы преувеличением. Даже в 1989 году никто не предполагал, что случится в 1991. При таких обстоятельствах бросаться в омут бессмысленно. А уж деятели теневой экономики — цеховики и спекулянты — хоть и стали бенефициарами 90-х, в 80-е были изгоями, прятались по закоулкам, не имели ни политической воли, ни денег на организацию какого бы то ни было государственного переворота. Враждебное внешнее окружение у нас, конечно, было, но поскольку страна находилась в самоизоляции, оно не могло оказывать существенного влияния на положение дел внутри. Тем более несерьёзной выглядит попытка обвинить в произошедшем некоторых представителей советского руководства. Обычно на этом акцентируют внимание сторонники коммунистических идей. Субъективные факторы влияют на общественные процессы, но лишь как некий толчок или повод, а не причина.

Гораздо весомее выглядит такая причина как национальные проблемы. Тем более что СССР считал себя федерацией: она-то и распалась. Некоторые республики вышли из неё в одностороннем порядке, другие сами решили прекратить существование Союза, третьи вообще никак не выражали свою волю, но смирились с фактом распада. То, что национальные элиты стали бенефициарами в этом процессе, также ничего не объясняет. Главное в другом: национальные проблемы обострились как результат падения авторитета государства и ускорили его, то есть стали следствием, но не причиной. Конечно, прибалтийские республики и некоторые другие, безусловно, хотели отделиться. Они и ушли безвозвратно. А остальные остались хоть и не вместе, но рядом. Рядом с Россией, в которой, возможно, национальные проблемы сопоставимы с союзными. Можно, конечно, утверждать, как некоторые, что процесс «распада империи» ещё не завершён. Но это гипотетический вывод, а что произойдёт на самом деле, не знает никто.

На решение вопроса о причине гибели советского государства очень сильное влияние оказали коммунистические взгляды, прежде всего, материализм. Одни говорят, что экономика в СССР была сильна как никогда, и «мелкие проблемы»: дефицит и очереди — ничто в сравнении с грандиозными научными и индустриальными достижениями. Другие — что экономика была неизлечимо больна, и попытка лечить её рыночными методами ослабила власть, в результате чего погибло государство. Оба взгляда грешат излишним материализмом, ставя применительно к государству экономику впереди социальной психологии людей. Экономические проблемы, равно как идеология или национальный фактор, —только фон, который влияет на отношение людей к государству. В них разбирается меньшинство, а большинство руководствуется интуитивной социальной психологией, грубо говоря, решает, есть надежда на государство или нет. Чем глубже люди убеждаются в безысходности ситуации, в неспособности государства её исправить, тем меньше они его поддерживают, пусть и молчаливо.

И когда в силу разных причин — то ли внешних событий, то ли внутреннего кризиса — власть ослабляет нажим на людей, у них возникает шанс повлиять на ситуацию в стране, позволив активному меньшинству что-то изменить. А начиная с конца 70-х годов государство шаг за шагом расписывалось в своей беспомощности. Что бы не делалось, ситуация становилась всё хуже, некоторые регионы оказались на грани голода. Развитой социализм — и талоны, разгосударствление экономики — и повсеместное разорение госсектора, борьба с пьянством — и уничтожение виноградников, и так можно перечислять до бесконечности. Наконец, молчаливое большинство полностью утратило веру в то, что советское государство способно справиться с проблемами. И тогда ему был вынесен общественный приговор. Никакие судорожные попытки всё исправить никого уже не убеждали. Всё закончилось крахом. И когда были достигнуты Беловежские договорённости, никто ни о чём уже не сожалел. Началась новая жизнь…

Картинка взята с сайта regnum.ru