Во-первых, то, что восемь посетителей магазина купили молоко, вовсе не обязывает девятого купить молоко же, если он хочет, например, кефир. Или виски. Или вообще зубную щётку.

Во-вторых, основания для выделения большинства всегда так или иначе определяются меньшинством. Грубо говоря, чтобы возникло большинство, одобряющее действия какой-нибудь, к примеру, политической партии, некое меньшинство должно эту партию создать, меньшинство этой партии (руководящая верхушка) должно что-то сделать или декларировать, меньшинство, обслуживающее эту верхушку и создающее медиа, должно определённым образом проинформировать население об этом действии или декларации, а затем ещё одно меньшинство должно определённым образом провести выборы или сформулировать вопросы для соц. исследования, интерпретировать результаты и, опять же, объявить их. И только в результате направленных действий этих меньшинств возникает условное статистическое большинство. Условно возникает. Возникает как ресурс, которым те или иные меньшинства могут манипулировать в своих интересах и, возможно, против интересов других меньшинств.

И, наконец, в-третьих, даже если считать, что некоторые основания для выделения большинства не являются полностью спекулятивными, но всего лишь более или менее объективно фиксируют сложившееся положение дел, особенно когда речь идёт не о политике и других подобных отраслях, в которых любые основания безусловно инициируются ангажированными интересантами, о выборе большинства говорить всё равно нельзя. Потому что большинство — это те, кто не выбирает. Причём причина этого не-выбора всегда или почти всегда в отсутствии возможности выбора (запрет, отсутствие информации, отсутствие способности, опыта, собственно отсутствие выбора, т.е. реальной альтернативы, и т.п.). Пример: большинство крестьян Евразии веками ели репу и капусту, а не картошку не потому, что это был их выбор. Просто, картошки не было на их континенте. И потом, когда она появилась, крестьяне долгое время ещё будто бы «выбирали» репу. Во всяком случае — не картошку. До такой степени не-картошку, что портили посадки, отказывались есть и возделывать эту заразу под любым предлогом. Казалось бы, активные действия против картошки могли бы свидетельствовать об осознанном выборе. На самом же деле, у них просто не было информации, они были в плену боязни нового, в плену мифов и глупых слухов. Это был не выбор. Сегодня большинство жителей России едят картофель, а не, скажем, батат или корень таро. Но не потому, что у них есть сколько-нибудь реальный выбор между этими корнеплодами. То есть, это тоже не выбор. Если две компании оказывают одну и ту же услугу, но одна сумела широко информировать об этом потенциальных клиентов, а вторая довольствовалась скромной вывеской над входом где-нибудь в глубине двора, то, понятно, что люди обращаются, в основном, в первую, а не во вторую, но это не значит, что они её выбрали. Выбора у них не было. Какое-то заметное статистическое большинство по какому-то заметному числу оснований выделяется только тогда и только там, где реальный выбор так или иначе ограничен. Одно только информирование о том, что практически всему всегда есть альтернативы, серьёзно угрожает спекулятивному институту большинства. При этом понятно, что запугивание, мифизация, камлание ритмами и т.п. информированием не являются. Так, выбор между верхушечными мемами пропагандистских мифов («Спаситель Отечества», «марионетка Запада», «любитель чёрных», «наш человек» и пр.) не является осознанным информированным выбором человека, хотя бы приблизительно понимающего, что он делает, а потому не является выбором в принципе. Выбор — удел свободного и всесторонне информированного человека. А суметь выделить из этих людей такой грубый ресурс как большинство — задача если не невозможная, то, как минимум, повышенной сложности. И даже будучи выделенным, это большинство недолгим и зыбким, ибо свободные информированные люди склонны к изменениям, к смене состояния, взглядов, перемене мест, их сообщества динамичны. Строго говоря, в обществе более или менее разумных сведущих людей, в обществе, где возможен реальный выбор, культура и политика как частный случай культуры могут представлять собою лишь бесконечный постоянный поиск временных компромиссов, консесусов, точек общевыгодного или хотя бы общебезопасного взаимодействия промеж временных же групп. С точки зрения демагогов, привыкших оперировать лживым понятием «большинство», эти группы вероятно кажутся «меньшинствами», но это неправильное название. Это просто группы. Потому что «меньшинства» могут существовать только в мире, где оперируют «большинством», которое, как я только что объяснил, не существует в ситуации реального выбора. Более того, оно не существует даже в случае корректного, не слишком поверхностного описательного подхода к любой группе. Т.к., если вы возьмёте сто человек и поделите на блондинов, брюнетов и шатенов, кого-то наверняка будет большинство, но разве эти цвета что-то значат? Опишите людей внимательно, качественно, выберете хотя бы шесть-семь признаков для описания каждого — и большинство растает.

И если кто-нибудь скажет вам, что «большинство россиян выбрало Единую Россию», плюньте ему под ноги и не разговаривайте больше с этим человеком на эту тему, т.к. он либо дурак, либо лжец, либо и то, и другое.

Большинства — нет.