В самый раз попытаться взглянуть на себя со стороны по случаю трехлетия моего тюремного квеста.

К сожалению, внешне я сильно изменился: стал более сутулым, потеряна физическая форма, несмотря на то, что не в период голодовок я занимался силовыми упражнениями по 2-3 часа в день; лицо покрылось морщинами, да и черная роба зоны придает траурный вид.

Разумеется, здоровье дает сбои из-за тяжелых условий заключения и длительных голодовок. Просто убивают ночные проверки через каждые 2 часа, что позволяет спать урывками, по 3-4 часа в сутки. Стопы потеряли чувствительность из-за пораженных на 70% атеросклерозом сосудов вследствие сахарного диабета. Зубы невозможно лечить на зоне, стоматолог не ставит пломб даже в больнице, а вкрутить импланты как платную услугу практически невозможно, как и сделать коронарографию сердечных сосудов.

Первое, что бросается в глаза в исправительной колонии – огромное количество черных человечков с беззубыми ртами.

Мои привычки с воли стали совсем другими. Отсутствие смартфона и повседневных забот о хлебе насущном и воспитании детей сменилось неспешным созерцанием итогов своей жизни, философскими размышлениями.

Все 3 года я пишу по 7-8 часов в день, а читаю по 3-4 часа. Раньше я не писал вовсе, не считая деловых бумаг, смс-сообщения не в счет. Собственно, и чтение на свободе в последние годы было реально в виде коротких сообщений в Фейбуке и телеграм-каналах. Навыки написания и чтения полноценных, фундаментальных произведений – единственное полезное приобретение за решеткой.

Последний месяц на зоне, где можно было писать только в спальне за тумбочкой, а затем 2 недели ШИЗО и вовсе без такой возможности доводили меня до ломки, как у наркомана, лишившегося своей дозы. Вот только обнаружил, насколько у меня сильна привычка к бумажному творчеству: письма, подробное ведение ежедневника, публикации.

Прибыв в одиночную камеру тюремной больницы Торжка с нормальным столом, я с наслаждением по 12 часов строчил бумаги, не разгибая спины. Голодовка просветляет разум и способствует активизации умственной деятельности. Стараюсь разнообразить свои тексты: описывать в деталях окружающую обстановку, свое мироощущение и эмоции, создавать портреты людей, не упускать интересные диалоги. При чтении Льва Толстого, Федора Достоевского пытаюсь учиться мастерству у классиков, но не меньше впитываю у современных авторов бестселлеров с иной техникой письма.

Навыки раскрывать коррупционные схемы силовиков, анализировать документацию, бухгалтерскую отчетность, оперативно собирать свидетельские показания у меня были и ранее. Продолжаю разоблачать правоохренительную систему РФ и крайне неэффективную структуру ФСИН, за огромные деньги граждан плодящую преступников. Такой ужасающей бесхозяйственности и попустительства нарушений закона я не видел ни в одном ведомстве страны. Не зря служба во ФСИН является отрицательной характеристикой, закрывающий доступ к службе в МВД, СКР и прокуратуре. Только один внешний вид вертухаев поражает своей небрежностью, об интеллектуальном уровне вообще молчу.

Еще я доволен своей силой воли при проведении голодовок, борьбой с соблазном закурить, а стаж этой привычки у меня более 20 лет.

Три года я не мог слушать музыку – видимо, подсознание требовало исключения наслаждений во время большой беды. В больнице Торжка я с удивлением обнаружил проснувшийся интерес к эстраде и с радостью примерно по часу в день слушаю радио во время уборки и стирки. Я привык уже к минимальному количеству вещей и сильно экономлю время на обслуживание своего барахла.

За три года фамилия Шестун стала более узнаваемой в российском обществе. Этому, конечно же, и способствовали те беспрецедентные репрессии в отношении меня и семьи. Со всей страны мне не иссякает поток писем со словами поддержки, наоборот только увеличивается. Многочисленные очерняющие репортажи по центральным телеканалам зачастую имели обратный эффект. Ни одного губернатора не утюжили так, как меня.

Возбуждение фейкового уголовного дела против моей жены и ее 71-летнего отца лишний раз показало неоправданную жестокость Кремля, который просто упорно хочет создать из меня народного героя, страдающего за правду.

С момента ареста и по сей день я чуть ли не ежедневно пишу посты для соцсетей, а раз в неделю пишу статью, которые цитируют СМИ.

Всю весну 2021 года, с момента этапа в Тверь, интерес к моим репортажам с «полей боев» возрос. Возможно, я набил руку в описании реальной жизни за решеткой. Или суровая фактура беспредела тверских «красных» тюрем» и колоний поразила читателей своей дикостью! Не зря в регионе, где изображение козла является главным символом, прислали отбывать наказание бывшего федерального министра экономического развития Алексея Улюкаева, губернатора Коми Вячеслава Гайзера.

Впрочем, закручивание гаек идет сейчас по всей пенитенциарной системе страны, да и на воле власти репрессируют всех недовольных режимом.

Все события тверского периода моего тюремного квеста: карцер, голодовка, госпитализация, постановка на профучет как склонного к побегу (красная полоса), решение ЕСПЧ о незаконности моего ареста, признание «Мемориалом» меня политзаключенным подробно описывали не только остатки либеральной прессы, но и ведущие федеральные агентства: РИА Новости, ТАСС, Интерфакс, «Коммерсант».

Международная правозащитная организация «Мемориал» (включена Минюстом РФ в список иностранных агентов) крайне неохотно признает осужденных по «экономическим» статьям политзаключенными, даже Михаилу Ходорковскому долго не хотела присваивать данный статус. Сегодня в российском списке политзаключенных я единственный с полновесным тяжелым экономическим обвинением, не считая Алексея Навального с более легкой ст.159 УК РФ. «Мемориал» признал приговор суда по моему делу несправедливым и потребовал от РФ немедленно освободить Шестуна. Понятно, что Кремль не выполнит этого, как и решение ЕСПЧ, но зато мои дети не будут стыдливо менять свою фамилию, а будут скорее гордиться ею.

Ранее заключенные, в основном, узнавали меня по видеообращениям моей семьи к Владимиру Путину. Мою супругу Юлю ФСБ и СК неоднократно пугали последствиями, но она продолжила борьбу за мое освобождение, как жена декабриста, поставив на карту все. Участвовала вместе со старшими детьми в митингах, шествиях, пикетах, отстаивая не только своего мужа, но и других политзаключенных. Для меня ее верность и стойкость – главное открытие в неволе. Именно столь сильная поддержка семьи дает мне силы пройти тяжелые испытания.

Сегодня моей жене предложили участвовать в выборах депутатов Госдумы, что, конечно, и вызвало реакцию властей, изолирующих всех нежелательных кандидатов. Возбуждение уголовного дела против нее закрывает ей путь на избирательную гонку.

Не без помощи Юли мои дети всегда на связи, и даже самый младший Матвей, которому в этом году идти в 1-й класс, регулярно пишет письма.

Несмотря на тотальную конфискацию имущества у моей семьи, родственников и знакомых, старшим детям удалось получить высшее образование. Правда, пришлось параллельно трудиться на двух работах.

К сожалению, время стирает в памяти младших детей мой образ, и, несмотря на старания жены, так или иначе мы отдаляемся друг от друга. Каждое утро я начинаю с молитвы за свою семью, читаю псалмы. Человек, попавший в беду, всегда более религиозен, чем в счастливой жизни. Довольно неплохо изучил Библию, особенно хорошо заходило Великое учение в ШИЗО, где другие книги не дают, письма невозможно писать тоже. Ужасный холод и жестокое обращение стимулируют пропускать сквозь душу уроки Иисуса Христа.

Поставил себе задачу прочесть Коран, чтобы понять, как ислам активно завоевывал сердца заключенных, сплачивая их в джамааты, строго защищающие своих братьев. Удивительно чиста и устойчива вера мусульман. На намаз собираются все правоверные в отрядах и наизусть читают молитвы на арабском языке. И это при том, что я не знаю ни одной тюрьмы или колонии, где была бы мечеть. Зато православные храмы повсеместно стоят почти пустые. Парадокс!

Меня поражает отсутствие пресловутого арестантского единства. Человек человеку – волк! «Ты умри сегодня, а я завтра!» - известный лозунг блатных в ГУЛАГе. Он как никогда подходит к нынешним реалиям. Полное отсутствие моральных принципов зеков сильно изменило мое восприятие зоны. Сказать проще, у меня пропали розовые очки при оценке заключенных, а к сотрудникам ФСИН я стал относиться терпимее. Ужасает скотское отношение к старикам. Вместо почета и уважения их гоняют на тяжелые работы здоровенные лбы-завхозы (блатные заключенные), которым бы и надо показать пример, используя гору мышц. Обращение на «Вы» к людям, годящимся в отцы или даже деды, не приветствуется.

Моя деятельность по защите прав заключенных воспринимается как «блажь богача». Ликвидация властью смотрящих и положенцев на зонах под корень лишила зеков хоть каких-то нравственных ориентиров. Теперь слово «справедливость» полностью пропало из лексикона. Ценятся связи с администрацией ИК и способность интриговать, ну, и мышечная масса является неплохим довеском к возможности занять «высокие» должности, обеспечивающие сытую и спокойную жизнь.

Все осужденные сломлены морально. Нет никаких, даже малейших попыток отстаивать свои права на человеческие условия. Ложью пропитана вся зона, от сотрудников ИК до арестантов. На свободе, в сегодняшней России, мы тоже видим двойные стандарты, но за колючей проволокой это принимает гипертрофированные формы.

Частенько из-за сюрреализма происходящего мне хочется попросить ущипнуть меня – убедиться, что это не дурной сон.

Человек слаб – ключевое умозаключение, приобретенное мною, причем это касается не только жизни в неволи, но и на свободе. Клевета и оговоры дрожащих от страха свидетелей в суде, которые обязаны мне своей жизнью, - мучительное испытание. Однако даже крупицы добра и бескорыстной помощи от сопереживающих людей дают надежду, что есть в жизни что-то светлое.

Три года назад, во время штурма моего дома спецназом ФСБ и последующего ареста я очутился в тюрьме той еще России, а сейчас наше государство фундаментально изменилось, став изгоем во всем мире – страной с диктаторским режимом.

В СИЗО я выписывал множество газет и не переставал удивляться все новым и новым ужесточениям режима. Казалось, что дальше уже невозможно усиливать вертикаль власти. Репрессии против оппозиции казались тоже на грани фола, но оказалось, мы еще можем удивить мир и возвратить себе старое определение – «империя зла». Страх окутал все российское гражданское общество, и ни один аналитик не сможет предсказать будущее нашей многострадальной страны. Обнищание население сопровождается уничтожением зачатков демократических институтов власти и все большим усилением силовых структур. Власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно.