«Как известно, <...> широкие слои населения исконной российской территории <...> Восточного Средиземноморья <...> обратились к Верховному Совету Союза Советских Социалистических Республик с просьбой о включении в состав одной из союзных республик <...> Вчера на заседании Президиума Верховного Совета СССР просьба эта была в принципе удовлетворена».

Василий Аксенов, «Остров Крым», 1979

На глазах у экзальтированной публики, которая вполне подошла бы для аудитории XVII партсъезда, потому что она время от времени вставала, впадала в состояние «бурных продолжительных аплодисментов, переходящих в овацию», и что-то выкрикивала с мест, президент России, руководители Крыма и мэр Севастополя подписали договор о присоединении к Российской Федерации. При этом Иван Мельников из КПРФ щеголял с большой георгиевской ленточкой на лацкане, иллюстрируя всем своим видом тезис «народ и партия едины». А мэр Севастополя Алексей Чалый сидел рядом с Валентиной Матвиенко в черном свитере и в нем же отправился на подписание документов о присоединении. Хорошо еще не в шортах…

Речь Владимира Путина, предшествовавшая подписанию исторических документов, была одной из лучших в его карьере. Эмоциональной, с личным отношением к происходящему (с употреблением глагола «нагнуть»), по-своему логичной, с подробным разбором мотивов собственного поведения. Присоединение — его решение. Все остальные были исполнителями или статистами, пускай и восторженными.

Здесь было все. Под жесткую критику наряду с «нашими западными партнерами» попал Хрущев Никита Сергеевич, фактически второй раз, посмертно, обвиненный в волюнтаризме, проявленном при передаче Крыма Украине. А уж после развала Союза, не отдав Крым, «Россию не просто обокрали, а ограбили». В результате русский народ оказался «самым большим разделенным народом мира».

Путин подчеркнул бездарность и коррупционность практически всех правителей Украины. Правда, когда он описывал их, казалось, речь идет о российской политической и финансовой элите, в том числе о тех, кто сидел в зале. Сама элита от этого ощущения еще активнее хлопала в ладоши. Президент России сообщил, что в этой связи понимает людей, вышедших на Майдан. «Но те, кто стоял за последними событиями… готовили государственный переворот». Это и русофобы, и антисемиты, и их «кураторы». Ну и т.д. В общем, чтобы защитить русское население, «мы не могли не откликнуться» на просьбу крымчан. Интервенции не было, войска не вводили, поскольку они и так там находились. Что это за интервенция такая без единого выстрела?

И вот тут досталось западному миру и особенно США. Нас упрекают в нарушении международного права. Хорошо, что «они» о нем, наконец, вспомнили. Подробный разбор косовского прецедента — это ведь «абсолютно то же самое», что и Крым. США «уверовали в свою избранность и исключительность». Грозят санкциями и обострением внутренней ситуации. «Интересно, что они имеют в виду?» Уж не оживление ли «пятой колонны» и «национал-предателей»?

Это был эффектный фрагмент речи с лексикой холодной войны и вокабуляром пятого управления КГБ, перемешанного со штампами советской печати. Точки над i расставлены: обострения отношений с Западом не боимся, внутренняя фронда уже не фронда, не протестное движение, не оппозиция, а отщепенцы, отколовшиеся от «исторической России», «Русского мира», «зрелого и сильного», «сплоченного» народа, поддержавшего соотечественников. Путин пообещал поддерживать градус консолидации. Но не сказал, как он это будет делать.

Юго-восток Украины был вскользь упомянут в первой, исторической части речи как преимущественно русский регион. По счастью, никаких обещаний присоединить эту территорию не было. «Русский мир» балансирует на грани мира…

Андрей Колесников
обозреватель «Новой»