Фото: Юрий Мартьянов / Коммерсантъ
 

Спецкорреспондент «Ъ» ОЛЕГ КАШИН, побывавший на съезде партии «Правое дело», увидел, как Михаил Прохоров стал лидером этой партии, но не увидел самой партии, тем более либеральной.

Несколько лет назад я был на инаугурации одного губернатора. Это были уже времена назначаемой региональной власти, но самое их начало, и никакого опыта, ни положительного, ни отрицательного, у регионов в этом смысле еще не было. И вот назначенный губернатор вступал в должность, а я за этим наблюдал.
 

Губернатор — богатый москвич, — до сих пор в этом регионе, кажется, не бывал вообще. Почему выбор президента (им тогда еще был Владимир Путин) пал именно на него, никто объяснить не мог и, кажется, объяснения не существовало вообще — просто, видимо, некуда этого человека было деть, а тут освободилась одна область, ну его и назначили. Он прилетел из Москвы, пришел на заседание областной думы, и депутаты стали его утверждать. Когда утвердили, перешли в областной драмтеатр, и там была уже торжественная часть. Новый губернатор пел под гитару песни, местные элиты слушали, перешептываясь между собой о своих ощущениях и ожиданиях.

Губернаторскую цепь на шею назначенцу вешал спикер областной думы — по тем временам очень влиятельный местный политик. Этого председателя новый губернатор выгонит, кажется, в первую очередь — заменит своим московским приятелем, главой управы того района, от которого губернатор, когда еще не был губернатором, избирался в Госдуму. По людям, сидевшим в том зале и слушавшим губернаторские песни, новая кадровая политика пройдется тоже быстро и основательно — кого-то отправят на пенсию, кого-то сошлют в Москву, у кого-то отберут бизнес, кого-то даже посадят. Можно ли было чего-то такого ожидать именно в тот инаугурационный день — да наверное, можно было. Но в зале царила совсем не похоронное и не паническое настроение. Все понимали, что времена наступают рискованные, но это в любом случае были новые времена, а новых времен все действительно ждали, хотели перемен. Кремль предложил новые правила, и какими бы они ни были странными, играть по ним действительно были готовы все, был на этот счет своего рода консенсус. Была инаугурационная речь, губернатор что-то обещал, местные элиты слушали, перешептывались — новая жизнь, все хорошо.
 

Спустя пять лет остатки разгромленных новым губернатором местных элит были, конечно, едины в том, что никакой жизни с этим губернатором быть уже не может. На антигубернаторские митинги в областном центре выходили многие тысячи людей — митинги считались стихийными, но, по крайней мере, молчаливая симпатия к ним владела даже вождями местной «Единой России». Те региональные политики, у которых была возможность, минуя губернатора, ездить в Москву общаться с кем надо, встречаясь в коридорах администрации президента, делились друг с другом слухами — растет недовольство губернатором, вот-вот он полетит. Через полгода после пика протестных митингов губернатор именно что полетел — его тихо даже не сняли, а просто не внесли в шорт-лист на новый срок. Назначили местного.
 

«Прохоровский» съезд «Правого дела» выглядел именно как инаугурация варяга в отдаленном регионе, вплоть до мелочей. Формальное соблюдение процедур было гораздо более неизящным, чем можно было ожидать даже от карманной партии Кремля. Сеть беспроводного интернета в зале, где проходил съезд, уже носила имя (точнее, инициалы) Михаила Прохорова, хотя он даже еще не был членом партии. Эстрада, заменявшая президиум, была выстроена специально с учетом исполинского роста Прохорова — она имела U-образную форму, причем все ораторы выходили к боковому микрофону, на возвышение, а Прохоров выступал, стоя в углублении. Поправки в устав — ветеран СПС Борис Надеждин назвал их «сбывшейся вековой мечтой партии о единоначалии», подчеркивая, что поправки «согласованы с Прохоровым», и указывая на дверь тем, кто против поправок, — вводили должность «лидера» (написали бы прямо — Михаил Прохоров), буквально единоличного владельца «Правого дела». Голосование о принятии Прохорова в партию выглядело таким же странным — могли же тихо принять до съезда, но почему-то принимали в партию общим голосованием, и как только приняли, новый рядовой член партии вышел на сцену и произнес такую тронную речь — она звучала даже впечатляюще в том смысле, что некоторые пункты (отмена института полпредств, прямые выборы шерифов и судей, выборность мэром Москвы и Петербурга) до сих пор использовала только несистемная оппозиция, но гораздо более важным кажется то, что если бы Прохоров, например, прочитал стихотворение или, скажем, спел песню, эта песня прерывалась бы продолжительными аплодисментами ровно в том же количестве, в каком делегаты прерывали аплодисментами эту речь. Потом зачем-то устроили тайное голосование с бюллетенями и кабинками, долго считали голоса (ИТАР-ТАСС сообщил о единогласном избрании Прохорова еще до окончания голосования; на самом деле против проголосовали двое делегатов из 109 голосовавших), и когда Прохоров победил, начались даже не речи, а буквально тосты от творческой интеллигенции - Леонид Ярмольник, Павел Лунгин и Александр Любимов, тщательно называя Прохорова только по имени-отчеству, восхищались его мудростью и другими качествами. А уходящие лидеры «Правого дела» говорили о том, как здорово, что их наконец-то выгоняют из этой партии, и как им приятно уступать свои места такому хорошему человеку.
 

Это действительно было слишком похоже на инаугурацию варяга-назначенца, и это даже вполне объяснимо — политическая культура нынешней России крайне бедна форматами. Но на что это точно было не похоже — на съезд либеральной партии. Наверное, «Правое дело» действительно станет, как обещал Прохоров, второй партией власти, и наверное, Центризбирком Владимира Чурова не обидит «Правое дело» в декабре, но кто решил, что еще одна «Единая Россия» — это то, чего не хватало до сих пор российской политике? Ей ведь совсем другого не хватало.