Накануне Нового года из колонии вышел фигурант «болотного дела» Артем Савелов. Он отсидел весь срок — два года и семь месяцев. Его обвиняли в участии в «массовых беспорядках» 6 мая 2012 года на Болотной площади и применении насилия к полицейским. Артем рассказал «Новой», как прошли годы за решеткой.
— Я отсидел весь срок, на УДО не подавал от злости: два года не просил ни о чем, знал, что простою по-любому. Время в неволе странно так идет: вроде год уже пролетел, а посмотришь здесь и сейчас — каждая секундочка тянется. В европейских тюрьмах отнимают главное — свободу. А у нас — свободу, здоровье, здоровье близких, финансы.
Российские колонии — как был ГУЛАГ, так и остался. Система работает не на исправление, а на подавление всего хорошего и доброго. Давно придумано: голод, холод и разруха. Из людей там волей-неволей лезет плохое. Там заточено все на выживание. Сидел с пареньком — ему 21, дали 8 лет за гашик. Есть семья, ребеночек — жизнь взяли и сломали. Добрее он точно уже не станет.
Люди со мной сидели самые обычные. Настоящих преступников кровожадных, как в фильмах, единицы. Большинство или по глупости влетают, или потому что живем мы в такой стране.
В колонии нечем особо заниматься, коротаешь дни. Летом можно было свободно выходить в баню и библиотеку, потом сделали строго по дням — раз в неделю. Я вырастил там дерево: взял коробку от «Доширака», земли, которую просыпали, когда картошку летом привозили, мха натаскал, камушков. Поставил на тумбочку. Временами шмон, кругом все перевернут, а мое деревце оставят. Человеческое в них, что ли, просыпалось?
Не знаю, изменился ли я за эти годы. Может, только злее стал. Когда разговор о вине заходит, зубки сразу так — щелк. Потому что нет никакой вины.
В условиях тюрьмы невозможно уединиться, подумать. Да если там даже в туалет один не сходишь! Здорово сказал Ходорковский: главная задача арестанта — остаться в здравом уме, а защита должна с воли идти.
Если бы была возможность что-то изменить, омоновцу этому влупил бы, чтобы было хоть, за что сидеть. Шучу, конечно. Но есть простое мужское желание — встретить их и поговорить по-мужски. На суде сначала не испытывал ничего, а как стали наговаривать — злость какая-то появилась. Это неправильно, это несправедливо! Про полицейских часто говорят: ну что ж, у них такая работа, они такие же люди. А взять эсэсовцев — тоже люди? Тоже понять и простить их? |