Из всех дней "Норд-Оста" твердо я помню только то, чего мне не хотелось бы о себе помнить,— а все прочее я помню совсем не так, как нужно. У всех в голове, верно, есть связная история катастрофы: как началось, что происходило, когда кто что понял и осознал. У меня же в памяти связная история начинается только днем 26 октября 2002 года, когда я включил телевизор. Я помню его, этот аппарат — маленький черный кубик JVC. И день был яркий, неожиданно осенний, настроение у меня было даже приподнятое, хотя я знал, что в "Норд-Осте" погибло 67 человек, и понимал, что это, наверно, не считая то ли 32, то ли 36 уничтоженных террористов, которые, разумеется, для меня были не то чтобы люди, а так. Но включал с энтузиазмом.
Не знаю, чего я от этого телевизора ожидал. Все уже полдня как закончилось, когда начался этот выпуск новостей НТВ — в 15.00. Я даже не помню, что именно я увидел в этих новостях про "Норд-Ост", помню только, что потом я несколько часов молчал, что-то выл и бессвязное восклицал. Никто из моих родственников и близких в зале на "Дубровке" не погиб, совсем немногих я в этой драме знал и совсем ни с кем оттуда не дружил. Мюзикл я так и не посетил и по сей день ни разу не слышал и не видел ни звука, ни отрывка видеозаписи постановки "Норд-Оста". И вообще, если разобраться, взрывы домов в Москве в 1999-м я должен был бы воспринимать более эмоционально: в конце концов, мы жили тогда едва не в километре от улицы Гурьянова — на Борисовских Прудах, и вот этот страх за себя и за семью я отлично помню, как он появлялся, во что трансформировался, как уходил. А тут помню только окончание: окно телеэкрана и я что-то в него тихо вою, сидя напротив на табуретке, и причин-то этому нет... |