С Машей Коледой я познакомился в декабре 2007 года у здания Краснопресненского районного суда. Там за участие в каком-то митинге арестовывали активиста “Свободных радикалов” Сержа Константинова. Коледа пришла его поддержать. Она носила куртку-бомбер на размер больше, берцы и черный берет. Ей было 15 или 16 лет.
Тогда она то ли была нацболкой, то ли тусовалась с нацболами, но вообщем говорила про себя, что она член запрещенной НБП. Маша всегда нежно и порой слишком навязчиво общалась с окружающими и называла всех “солнце”.
Она была очень некрасивой и толстой. Волосы собирала в неаккуратный хвост. Коледе много раз ломали руку. Перелом не успевал толком зажить после одного “Марша несогласных”, как на другом кость снова ломали омоновцы. Страшно было смотреть на эту руку — толстую, в буграх на месте неправильно сросшихся переломов и в шрамах от лезвия. На каждом задержании Коледа вскрывала вены.
“Я опять вскрылась”, — махала она из “скорой” замотанной в бинт рукой правозащитникам, которые приехали проверить нацболов в ОВД после очередного “Марша несогласных”. Это было уже в 2008, она тогда еще под поезд попала, когда рисовала нацбольские граффити.
Вены Маша вскрывала, чтобы не ехать в центр временной изоляции несовершеннолетних, так как ее родители жили в Питере. Там, кстати, Коледа и начинала свою политическую карьеру. Но ее отписали от всех движей якобы за сотрудничество с милицией во время проведения в городе саммита G8 и контр-саммита. В СПб она гоняла постоянно автостопом, у нее там был какой-то условный срок, надо было отмечаться.
Сам я тогда состоял в “Обороне”, наш штаб выселяли из “однушки” на Фрунзенской и Коледа частенько оставалась там на ночь. К ней приходили другие нацболы, которые приносили с собой много водки. Хорошие были деньки. |