Первый канал показывает документальную трилогию «Дети Третьего рейха» — о потомках известных нацистских преступников. Следующая, третья серия выходит в воскресенье 7 июля в 23.45. Как дети переживают вину отцов, почему согласились говорить об этом для русского кино и может ли состояться такой разговор с потомками сталинистов — The New Times спрашивал режиссера фильма Татьяну Фрейденссон

 

Нюрнбергский процесс, суд над военными преступниками — главарями Третьего рейха. 1945 г.

 

Монстры и люди

 

Почему вы взялись за эту тему?

 

Это очень давняя идея. Мы знаем про Нюрнбергский процесс, про высокопоставленных нацистов, приговоренных к смертной казни. Но очень мало знаем про тех, кто был осужден, отсидел и вышел из тюрьмы, а тем более очень мало знаем про их потомков.

Многие бывшие гитлеровцы написали покаянные книги, чтобы избавить детей и внуков от нападок

На какие вопросы вы хотели получить ответ?

 

Понятно, что вопрос о том, чувствуют они свою вину за родителей или нет, лежит на поверхности, это слишком плоско. Мне хотелось понять, как соединяется знание, что отцы были чудовищами (а они были настоящими чудовищами), с тем, что это были их родители, и часто родители хорошие, любящие. Известно, что Геринг, например, обожал свою дочь Эдду, любил ее до дрожи, сумасшедшей любовью.

 

Жизнь в тени

 

Вы их поняли? И что вы о них поняли?

 

Во-первых, я поняла, что все, с кем я встречалась, — это люди с психической травмой. Они глубоко переживают то, что произошло с их близкими, с семьей, с ними самими. Во-вторых, оказалось, они все разные и по-разному понимают вину своих родителей. Никлас Франк, сын казненного по приговору Нюрнбергского трибунала министра юстиции Германии, гауляйтера оккупированной Польши Ганса Франка, ненавидит своего отца, носит в портмоне фотографию его снятого с виселицы: «Если бы отца не судили, я сам подал бы на него в суд». Рихард фон Ширах, сын главы гитлерюгенда, гауляйтера Вены Бальдера фон Шираха, во многом дистанцировался от отца, но считает, что тот был добрым человеком. Он гордится своим старинным родом и ему льстит, что отец сделал при Гитлере такую стремительную карьеру. После того как Ширах-старший, отсидев 20 лет, вышел на свободу, отношения у них не сложились, Рихард написал книгу «В тени моего отца», но тем не менее от него не отрекся. «Ты вынужденным образом любишь этого человека», — признался он. Ненависть, которую испытывает к отцу Никлас Франк, Рихард фон Ширах считает патологией. Есть еще история Райнера Хёсса, внука коменданта Освенцима Рудольфа Хёсса, повешенного в 1947 году прямо на территории концлагеря. Он сказал, что лично убил бы своего деда, если бы ему довелось жить в то время. Отец Райнера тоже был убежденным нацистом, но его Райнер не любит не по причине разницы взглядов — тот его вульгарно обокрал. То есть тут не все так прямо и просто.

 

 

Было что-то, от чего в фильме пришлось отказаться?

 

Я многие вещи не могла пропустить. Хотя надо сказать, что Первый канал повел себя корректно, я даже не ожидала, что никто не будет пытаться влезть, подкорректировать что-то. Но у меня была внутренняя цензура вот какого свойства: я старалась не оскорбить никого ни с той стороны, ни с этой. Ни тех нацистских детей, которые все-таки сами не виноваты. Ни, конечно же, наших людей, переживших войну. Но было и такое, что категорически нельзя было давать в эфир.

 

Например?

 

Например, у меня были переговоры с сыном Риббентропа, но в фильме его нет. Кстати сказать, многие из моих собеседников, если мы говорили не конкретно об отцах, а вообще о национал-социализме, пытались защититься тем, что мы, то есть советские люди, не лучше, и выдвигали всегда три контраргумента: Сталин, ГУЛАГ, Катынь. Риббентроп-сын, которому 92 или 93 года, очень долго морочил мне голову, мы переписывались, вели длинные переговоры, и в конце концов он мне выставил условие: я должна подписать бумагу, что мы дадим цельным куском то, что он будет говорить. А он намекал, что не хочет говорить о папе как о папе, потому что тот, как я понимаю, для него был и остается прекрасным человеком, а хотел обсуждать внешнюю политику отца, Сталина и Гитлера, 1939 год, раздел Польши. Но сын Риббентропа — не тот человек, я считаю, с которым надо обсуждать эту тему.

 

Полуправда не спасает

 

С кем было интереснее всего разговаривать?

 

Прежде всего, конечно, с Никласом Франком, на которого сейчас в интернете просто шквал нападок и оскорблений: придурок, больной человек, как так можно говорить о родном отце… А я считаю, что он блестящий журналист, блестящий ум и очень честный, очень откровенный человек.

 

 

Второй персонаж, который произвел на меня сильное впечатление, это Элизабет Геринг, племянница рейхсмаршала Геринга. Она живет в Перу и поэтому, я думаю, она намного свободнее — не испытала такого давления общественного мнения, как те, кто остался в Германии. Она не стесняется говорить, что ей нравится дядя Герман, что он был прекрасный человек, это Гитлер сбил его с пути, а он мог бы остановить войну в 1945-м, и т.д. Рассказывает про своего отца Альберта Геринга, который нацистом не был, терпеть их не мог, женился на чешской еврейке, помогал многим евреям бежать, а дядя Геринг якобы ему в этом способствовал.