Закон об уголовной ответственности за оскорбление чувств верующих был подписан президентом Путиным и вступил в силу 1 июля. Он предусматривает новую редакцию статьи 148 Уголовного кодекса — об ответственности за воспрепятствование осуществлению права на свободу совести и вероисповеданий. Нарушителям грозит до трех лет лишения свободы, также возможен штраф до 300 тыс. рублей и обязательные работы до 200 часов. Подробности сообщает РИА Новости.
Но когда я сталкиваюсь с тупым непониманием, или они всё прекрасно понимают, но лукавят,что оскорбить чувства атеистов нельзя,потому что у них нет этих чувств,то такой "православнутый" заслуживает удара канделябром по своему толоконному лбу.
Кого-то оскорбила рок-опера Вебера "Иисус Христос - суперзвезда" (типа, там неправильно трактуется личность Христа), кого-то - радуга, изображённая на пакете молока (оказывается, изображение радуги является... пропагандой гомосексуализма, не больше и не меньше). А радугу на небе они из миномёта собираются расстреливать? .
Здесь текст законопроекта
Я против того, чтобы за "Оскорбление религиозных убеждений и чувств граждан" можно было судить. Слишком расплывчатая формулировка. Никто не знает, что это. Никто не знает, оскорбился ты или нет. А если не ты, то может за тебя кто-то оскорбился.
Вот не убирают Ленина из мавзолея уже много десятилетий. Два - с распада СССР. И почему? Да просто потому, чтобы не оскорбить чувства верующих в него людей, которые работали, воевали, рожали и умирали в Великую Отечественную за его великое дело.
Законопроект, предусматривающий уголовное наказание и стократное увеличение штрафа за оскорбление чувств верующих и осквернение святынь, сегодня был внесен в Госдуму, сообщает комитет по делам общественных объединений и религиозных организаций. Согласно закону, "публичное оскорбление, унижение богослужений, а также оскорбление религиозных убеждений и чувств граждан или лиц, осуществляющих религиозные обряды", теперь в России будут наказываться штрафом до 300 тыс. руб., обязательными работами на срок до 200 часов или лишением свободы сроком до трех лет.
Последнее время самых неприкосновенных, что с Охотного Ряда, окончательно понесло. Какой уж тут взбесившийся принтер?! Здесь целая типография имени Кащенко. Смотрите сами: возвращенная клевета, контроль за СМИ и интернетом, экстремизм, обнаруживаемый ныне в каждом неугодном слове. И так по возрастающей. А еще веселей получается закончик про гостайну, которую теперь любому можно подбросить, как раньше наркотики.
Фильмы ужасов не люблю и не смотрю. Достаточно не закрывать глаза на реальную жизнь, и уже никакие кинематографические суррогаты не нужны. Даже те сценарии, типа, страшные микробы заражают людей и превращают их в зомби или монстров, вполне себе обычная вещь. Кто-то думает, что заразиться можно только в жарких бедных странах, где молятся Аллаху, и где легко собирать молодежь толпой на площади, чтобы возбуждать в них обострение, весеннее ли, или просто по любому другому угодному зловещим микробам поводу.
На арене нашего цырка сегодня вечером пейсатель, профессор МГИМО, интеллектуальная элита страны Юрий Вяземский. Эти одиннадцать секунд перепахали меня в хлам. Запись старая, но актуальна как никогда.
по поводу нового закона сказано много слов. и уже можно говорить о некоторых типических заблуждениях.
заблуждение 1:
после принятия закона каждый джедай/сектант/etc объявит себя оскорбленным, и тогда... (дальше страшилки по вкусу).
Государственную Думу внесён законопроект о защите чувств верующих. Сомнений нет, что данный законопроект будет принят, ну если только не случится чудо, например восстанет Василий Блаженный, звеня веригами войдёт в здание на Охотном Ряду, и, увидев юродивого, депутаты вразумятся и не примут закон. Ведь, согласно законопроекту о защите чувств верующих, Василию Блаженному, жил бы он в наше время, светило бы уголовное преследование. Светило бы оно и другим юродивым - религиозным подвижникам, обличавшим мирские ценности и «сильных мира сего». Ведь их поведение, в том числе и в храмах, сильно отличалось от общепринятого.
Сюрреализм крепчает, новое средневековье приближается семимильными шагами. В Думу внесен «законопроект» (даже стыдно такое слово произносить в связи с его нынешней формулировкой) об оскорблении чувств – ну, и т. пр.…
Ну я, допустим, верующая. Когда я говорю об этом, то мои чувства сразу начинают оскорблять, особенно если дело происходит в ЖЖ. Как я реагирую? Первым делом хочется, конечно, схватить богохульника за грудки и, приподняв над землей, предупредить: "А за Христа ты мне сейчас ответишь!". Вот такая я. Живая. Мне до святого смирения еще ой как далеко. Но это мысли, и я могу их держать в узде. Дух должен властвовать над эмоциями. Так что я терплю, иногда вякаю что-то в ответ, плоть грешная моя бунтует, но все равно в итоге побеждаю свой негатив. Не в суд же на них подавать! Не в районную инквизицию ведь жаловаться! Не с кинжалом, в конце концов, за ними гоняться - мой Бог призывает прощать и благословлять даже врагов, а не джихады регулярно всем в алфавитном порядке объявлять, поэтому я Его и полюбила. Так что остается только терпеть, считать до десяти, до тысячи и успокаивать себя словами: "Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня".
В Госдуму внесен законопроект, который вводит тюремные сроки до пяти лет лишения свободы и в 100 раз увеличивает штрафы за оскорбление религиозных чувств верующих и осквернение святынь. Закон подготовлен и внесен представителями всех фракций Госдумы и сенатором Совфеда, сообщил глава думского комитета по делам общественных объединений и религиозных организаций Ярослав Нилов (ЛДПР).
Михаил Делягин предлагает новую систему взаимодействия государства и религии
Сегодня Госдума намерена принять заявление в защиту религиозных чувств верующих всех конфессий. Депутаты обеспокоены участившимися случаями оскорбления религиозных чувств граждан, кощунственных хулиганских акций, вандализма на кладбищах и убийства священнослужителей. С такими «атаками на веру», согласно заявлению, планируется бороться с помощью усиления ответственности и неотвратимости наказания за такие поступки. Как сообщают «Ведомости», вслед за этим Госдумой будут рассмотрены соответствующие поправки в уголовное и административное законодательство. Директор Института проблем глобализации Михаил Делягин размышляет о том, как сегодня регулировать отношения между государственными и религиозными институтами.
Полтора миллиона человек, прошедшие зимой под покровом Богородицы, - крупнейшая со времен Февральской революции массовая стихийная манифестация в нашей стране. Десятки тысяч мусульман, в свои праздники регулярно блокирующие движение даже на дальних подступах к соборным мечетям, по организованности и бескомпромиссности действий не идут в сравнение ни с каким «Маршем миллионов». В неблизком Подмосковье люди с пейсами, в черных сюртуках и шляпах впервые за 70 с лишним лет жизни моего соседа по даче усомнились в том, что он еврей. Мой страховой агент, молодой парень, каждую свободную минуту читает Новый завет, исчерканный, размеченный разными цветами и топорщащийся закладками во все три стороны.
Насильственно лишенное объединяющей идеологии, общество ответило захватившим власть над ним либеральным вивисекторам взрывом религиозного возрождения, - принимающего порой весьма причудливые формы.
Прежние системы взаимодействия общества и живущих в нем религий, оформленные в государственные институты, этому взрыву не соответствуют и прогибаются под его давлением самым причудливым образом, который часто вызывает общественный протест сам по себе. Стоит вспомнить передачу церкви школ, музеев и детских садов, строительство «гундяевок» (как успели окрестить в Москве «храмы шаговой доступности») и мечетей (стихийный митинг против одной из которых под неформальным лозунгом «Мы хотим остаться братьями с мусульманами» собрал в тихом Митино более двух тысяч человек), введение в школах преподавания основ религий. Атеисты увидели в последнем мракобесие и ущемление их прав, государственно мыслящие люди – усугубление раскола общества по религиозному принципу, а многие верующие родители – покушение на чистоту веры (ибо они разумно предпочитают, чтобы их детей учил по выходным доверенный священник, а не непонятно кто, взявшийся неизвестно откуда).
Этот список можно продолжать долго, но главное не в фактах, а в том, что они означают: прежняя система взаимодействия религий и общества, закрепленная государственными институтами, сформировавшаяся в позднесоветское время, категорически не соответствует реалиям религиозного возрождения и становится неадекватной, а часто и попросту вредной.
Значит, чтобы она не разрушала общество, а укрепляла его, ее надо менять.
Эпоха «большого извинения» завершена
Хочу подчеркнуть: данный материал ни в коей мере не посвящен внутренним проблемам тех или иных церквей, которые тоже болезненны для общества. Речь идет лишь о институционализированных государством механизмах взаимодействия общества как целого с его конфессиональными частями.
Если судить по интернет-опросам, охватившим более 6 тысяч человек, то, несмотря на их понятную нерепрезентативность, общество демонстрирует поразительное единодушие в своем отношении к общественному положению церквей: 54% полагает, что они должны быть «полностью отделены от государства и быть равноправными с другими общественными организациями».
27% высказалось за контроль государства над церквями в той или иной степени: 15% – за советскую модель, при которой «церковь формально независима от государства, но на деле жестко контролируется им», по 6% – за существование церкви в качестве части департамента Минюста и за отделенность церкви от государства при праве последнего запрещать священнику проповедовать.
10% опрошенных высказались, напротив, за контроль церкви над государством: 7% – в моральном плане и лишь 3% – непосредственно (что меньше заявивших о безразличии к теме – 5%, и о затруднениях с ответом - 4%).
Однако принципиально важно, что это стремление общества, в целом выражаемое чеканной формулой «церковь отделена от государства, а школа – от церкви», не имеет никакого отношения к сегодняшней реальности.
Сегодня церкви являются отнюдь не «обычными» некоммерческими организациями: они не подлежат основной части регулирования в этом качестве, в определенной степени неподсудны гражданскому суду, не платят налогов и, соответственно, не несут ответственности перед обществом, к которому они принадлежат и в котором они функционируют.
Эта исключительность была естественной и оправданной для «эпохи большого извинения», которой стали 90-е и «нулевые»: исключительные экономические и административные преференции церквям были формой компенсации за их ограничение в позднесоветский период.
Вместе с тем все более агрессивная экспансия религиозных фундаментализмов, в принципе не принимающих Россию как единый общественный организм, свидетельствует об исчерпанности конструктивных возможностей этой модели. (Стоит отметить, что возвращение шариатских судов вкупе с убийствами за нарушение религиозных норм «в отдельных регионах», как принято писать на бюрократическом воляпюке, является лишь одним из многих тревожных «звоночков»).
Извинения принесены – причем не только словом, но и делом – и Россия уже давно поняла, что требующие от нее превращения всего ее будущего в одно сплошное покаяние за грехи и ошибки прошлого (будь то сталинские репрессии, возмущение аморальным поведением целого ряда предреволюционных служителей культов, недостаточно гуманное отношение к бандитам, которых даже фашисты в деловой переписке называли «дикими зверями»), как правило, просто хотят ее убить.
Влияние на общество порождает ответственность перед ним
Религиозная жизнь в той степени, в которой она влияет на общество (а благодаря религиозному возрождению она стала влиять на него весьма значительно), требует государственного регулирования точно так же, как и все остальные сферы жизни общества, - и старые механизмы этого регулирования изжили себя вполне наглядно.
Вместе с тем прямой переход к реализации устремлений общества по обеспечению независимости церквей от государства (включая их независимость от государственной помощи и преференций) представляется, с одной стороны, чрезмерно резким сломом реальности, а с другой – нарушением давних культурных традиций.
Не будем забывать, что православие, например, по самой своей природе культурно сращено с русской государственностью, а с исторической точки зрения во многом прямо и непосредственно творило ее. Ислам также официально выполнял многие функции государственной власти в нашем сегодняшнем понимании (например, судебные), – и этот список, вероятно, можно продолжить.
Однако близость к государству, принятие на себя определенных государственных функций должно сопровождаться и принятием встречных обязательств, и соблюдением определенных ограничений, важных для сохранения целостности общества. Важно и то, что эти принятие и соблюдение могут быть только строго добровольными.
Поэтому для государства, осознающего описанные выше проблемы, было бы разумно предложить конфессиям, – и в целом, и на уровне отдельных церковных общин, являющихся основой всякой церкви, – сделать добровольный и свободный выбор между независимостью и свободой от общества в лице государства и симфонией с ним.
Разумеется, этот выбор можно будет сделать только один раз, поэтому на него нужно отвести достаточное для размышлений и консультаций время – от трех месяцев до года.
Независимая от государства церковь или община должна быть обычной некоммерческой организацией, на общей основе платящей налоги с хозяйственной деятельности и имущества, регулярно и подробно отчитывающейся перед Минюстом и, в случае получения иностранной помощи, подпадающее под пресловутую норму об «иностранных агентах». Государство не имеет права вмешиваться в ее внутреннюю жизнь так же, как оно не имеет право вмешиваться во внутреннюю жизнь любой другой некоммерческой организации. При этом в рамках организаций гражданского общества представители этой церкви или общины могут взаимодействовать с государством, – так же, как и представители других НКО.
Для церквей или общин, по тем или иным причинам считающих отделенность от государства неприемлемой для себя, должен быть предусмотрен путь симфонии с ним, предусматривающий четко проработанные институциональные механизмы взаимодействия.
Симфония церквей с государством требует организационной формы
Светский характер государства, единственно возможный в многоконфессиональной стране, а также преобладание православия и ислама, заставляет обращаться к опыту соответствующих светских государств.
Наиболее интересным с этой точки зрения представляется опыт Греции и Турции – в немалой степени потому, что эти страны, люто воевавшие друг с другом, сложившиеся именно в ходе этой войны и находящиеся в состоянии «холодной войны» и по сей день, создали весьма схожие механизмы взаимодействия церкви и государства.
С одной стороны, церковь не платит налогов за хозяйственную деятельность, связанную со священнослужением, и во многом выведена из стандартного «светского» регулирования. Священники как «пастыри душ» получают зарплату от государства, а не вынуждены «жить с прихода», в депрессивных районах напоминая порой голодающих учителей 90-х, а в богатых – олигархов. Публичные же высказывания против религии (как, впрочем, и против государственного строя) формально являются тяжким преступлением (хотя на деле оба эти правила соблюдаются редко).
С другой стороны, деятельность священников – вплоть до содержания проповедей – жестко контролируется государством, которое имеет право запретить священнику служение где бы то ни было, кроме собственной семьи, а при нарушении этого права – посадить в тюрьму за уголовное преступление.
Это вполне соответствует историческому опыту России, в которой со времен Петра Великого Русская православная церковь существовала на правах отдела при всего лишь департаменте Министерства юстиции (правда, именовался департамент пышно - Священным Синодом), и огромная часть ее имущества (сейчас возвращаемого ей) была государственной, переданной ей всего лишь в пользование. Безусловно, после краха государства в Февральской революции и восстановления патриаршества, эта система не вызывала у РПЦ теплых чувств, что нашло свое ярчайшее выражение в принципиальном отказе Патриарха Тихона помочь в попытке спасения Николая Второго (правда, в порядке моральной компенсации один будущий святой послал другому освященную просфору). Однако, во время функционирования этой системы, недовольства в ее отношении среди священников, насколько можно судить, не наблюдалось, – как не наблюдается сегодня в Греции и Турции.
Симфония с государством практически исключает возможность антиобщественной, антигосударственной деятельности отдельных священников, примеры чего столь ярки, например, в Великобритании, мечети которой едва ли не превратились в кузницу террористических кадров, и в США, где протестантский пастор вызвал кровавую дискредитацию своей страны в исламском мире.
Церковь, находящаяся в симфонии с государством, обладает по отношению к обществу не только правами и духовными обязанностями, но и обязанностями светскими, объективно порождаемыми не ее духовной сущностью, но ее неотторжимой от нее самой сущностью как организации, действующей в обществе и влияющей на него. Эти обязанности – пока государство выполняет свои обязанности перед ней – обеспечивают эффективное выполнение церковью ее важнейшей общественной функции встроенного стабилизатора и нормализатора общества (сейчас эти обязанности не выполняются целым рядом церквей отнюдь не в силу их внутренней испорченности, но именно в результате трагического диссонанса между их духовными и организационными функциями, порожденного устарелой политикой государства).
Конечно, перевод священников на зарплату формально противоречит концепции светского государства, но не больше, чем освобождение от налогов хозяйственной деятельности, направленной на обеспечение деятельности церкви. Кроме того, в рамках церковной симфонии с государством священник выполняет важнейшую государственную задачу по стабилизации и нормализации общества, которая заслуживает честной оплаты, по меньшей мере, так же, как, например, работа психотерапевта в государственной поликлинике.
Увеличение числа бюджетников за счет священников, конечно, нанесет удар по бюджету, но этот удар будет с лихвой компенсирован сокращением расходов на противодействие различным (и порождающим друг друга) видам экстремизма.
Независимая церковь – встроенный стабилизатор конфессиональной системы
Зачем же в этой системе нужны независимые церкви? Ведь их не было в царской России!
Не только по историческим причинам, не только потому, что многие церкви уже существуют в нашем обществе сами по себе, ничего не получают от государства и не пойдут на симфонию с ним, но именно потому, что их не было в царской России.
И отсутствие регулируемой и в силу этого не разрушающей, но оздоровляющей и стимулирующей конкуренции привело к жестокому кадровому кризису внутри Русской православной церкви. Многие знающие свою историю священники отмечают, что по каким-то причинам в самом конце XIX века в духовные училища пошли массы людей, стремящихся не быть пастырями душ человеческих и не служить Господу, но всего лишь получить несложную и хорошо вознаграждаемую работу. И, выплеснувшись на просторы империи, эти люди возбудили к себе ненависть значительной части народа, без которой усилия большевиков-богоборцев после прихода их к власти не имели бы заметного результата.
Чтобы внутреннее загнивание церквей не повторилось (а некоторые признаки этого наглядно видны в том, как страшно, например, проигрывает современная РПЦ конкуренцию исламу и протестантам), – необходим постоянный доступ верующих к альтернативе, необходима разумная конкуренция, которая и будет существовать в форме независимых церквей и общин.
Церковь же (или отдельная община), выбравшая путь независимости, должна регулироваться, как и все остальное общество, и ее ответственность за нормальное развитие общества в полной мере будет регулироваться обычным светским законодательством.
При этом отдельные общины должны иметь право свободно и в любое время переходить от одной церковной организации к другой со всем своим имуществом, необходимым для «отправления культа».
И, разумеется, не только в стране в целом, но и на уровне каждого региона и каждого муниципалитета, органы государственного управления должны быть обязаны соблюдать полное равноправие на одном уровне – традиционных для России религий и, на другом уровне – религий нетрадиционных, но, тем не менее, имеющихся. Нарушение этого правила должно беспощадно и сурово караться в соответствии с нормами уголовного права.
Вопрос о том, считать ли атеизм (то есть веру в отсутствие бога) религией, представляется весьма интересным и спорным с богословской точки зрения, однако юридически в рамках доктрины свободы совести нарушение прав атеистов является столь же неприемлемым и должно караться столь же сурово, как и нарушение прав верующих.
Описанная система представляется достаточно гибкой и вместе с тем вполне соответствующей культурно-историческим традициям народов нашей страны для того, чтобы религиозное возрождение современной России – вне зависимости от нашего к нему отношения – пошло на пользу нашему обществу, укрепило его и способствовало бы его развитию, а не уничтожило бы его, порвав великий народ на этноконфессиональные лоскуты.
Никто, надеюсь, не забыл, что выборы Думы были проведены с чудовищными фальсификациями, безнравственно и цинично. И что Дума нелигитимна, креста на ней нет. Всякий депутат, не сдавший мандат -- человек без чести и совести. У депутатов Думы этого созыва нет никакого морального права принимать законы. Тем более этические, т.е. криминализирующие нарушение моральных норм.
Оскорблять чувства людей нехорошо. С этим я согласен полностью.
Это касается, конечно, и религиозных чувств.
Но я что-то сильно сомневаюсь, что тонкая и не всегда корректно описываемая в юридических категориях область человеческих чувств может сколь-нибудь эффективно регулироваться посредством судебно-карательных механизмов.
Блогер tema: "И вообще, вы библию-то хоть раз в руках держали? Там такая густая чушь написана про сына плотника, который решил, что он царь иудейский. При чем тут мы в XXI веке, а?"
3461
