23 октября 2002 года терористы захватили Театральный центр на Дубровке и взяли в заложники 916 человек — зрителей и артистов мюзикла "Норд-Ост". Со дня трагедии в Норд-Осте прошло 11 лет. В блогах вспоминают те страшные события
В этом году здоровье далеко не всем нам позволило собраться на том трагически известном месте на Дубровке, где мы потеряли наших братьев и сестер, детей и родителей в ходе операции, направленной... не то на спасение заложников, не то на уничтожение террористов. История непременно ответит на все вопросы в полной мере, а пока – 11 лет уже бывшие заложники и родные погибших борются за Правду. За Правду об этом деле, Правду о гибели их родных.
События в октябре 2002 г. в ДК на Дубровке для меня стали личной точкой отсчета. После них я поняла, что от политики, от нашего в ней участия и заинтересованности зависит не только качество нашей жизни, но и сама жизнь.
Помимо боли близких, которая не пройдет никогда, остаются и вопросы, связанные с нашей жизнью сегодня. Потому что власть в России все та же.
11 лет назад, 23-26 октября 2002 года, в заложниках оказалось более 900 человек. Это дикое реалити-шоу демонстрировалось ведущими телеканалами в прямом эфире, ввергая нас в состояние тупой безысходности, страха и отчаяния.
В Москве сегодня вспоминают жертв теракта «Нод-Ост» на Дубровке. В заложниках у террористов оказались около тысячи человек, погибли 130 человек.
Почтить память погибших пришли родственники и друзья погибших, бывшие заложники, представители политических партий, духовенства и просто неравнодушные москвичи. На место трагедии пришли также родственники пострадавших при терактах в Беслане, в столичном метро, на улице Гурьянова на Каширском шоссе, при взрыве дома в городе Волгодонске.
26-го октября, как и все прошлые годы, к бывшему театральному центру на Дубровке пришли те, кто посчитал важным вспомнить жуткую беду осени 2002-го. Дата в этот раз некруглая, так что было совсем не многолюдно.
Сегодня на площади перед театральным центром на Дубровке, в узком кругу бывших заложников, родственников погибших и близких друзей скромно, я бы даже сказал бедно, прошла 10 годовщина памяти Норд-оста.
10 лет назад я еще играл в шахматы и в конце октября в последний раз возглавлял сборную нашей страны на шахматной олимпиаде в словенском городе Бледе. Новость о захвате заложников в театре на Дубровке произвела шокирующее впечатление на всех участников, но в большей степени, конечно, на тех, кто родился в Советском Союзе и для кого слово "Чечня" было не просто непонятным географическим названием. Как сейчас помню бурное обсуждение этой трагической ситуации в холле гостиницы, когда, заглядывая друг другу в глаза, все с надеждой озвучивали одну и ту же мысль: "Власть же не решиться применить силу. Они же не могут допустить, чтобы погибли сотни людей..."
это отрывок из предисловия к моей книге "Русский способ. Терроризм и масс-медиа в третьем тысячелетии"
В первые дни трагедии на Дубровке я не ходил на работу: утром 24 октября у меня родилась дочь Ева. За развитием событий следил по домашнему телевизору. Один экран не дает возможности почувствовать себя субъектом процесса. Напротив, ты - объект информационного воздействия. Кажется, вся боль мира (во всяком случае, Москвы) концентрированно изливается на тебя из черного ящика телевизора, и ты ничего не можешь поделать. Ты даже не можешь выключить трансляцию: зачем-то нужно длить и длить это мучительное зрелище. Слежение за бегущей строкой становится частью жизнеобеспечения: дышать, пить, есть и смотреть телевизор. Миллионы людей, видящих одну и туже картинку - вот общность, которую в обычное время не объединить ничем. И эта власть в руках не у президента и не премьера, людей облеченных властью и готовящих себя к этой суперответственности, а у оператора. Здесь, наверно, уместна фраза "на его месте мог бы быть каждый", впрочем, эта фраза уместна во всем, что касается теракта. Кажется, Лев Корзун точно сформулировал во время трагедии, что все общество делится на жертв "Норд-Оста" и их родственников с одной стороны и потенциальных жертв будущих терактов, с другой. Вот я и попытался собрать то, что, на мой взгляд, должен знать каждый, и каждый журналист в первую очередь.
Сегодня я публикаю уникальный уже исторический документ - письмо Путину от родственников заложников. Тут добавить нечего, все понятно. Кроме одной детали, которая на этой фотографии плохо видна: этот факс был отправлен на номер приемной президента Путина 25 октября 2002 года с факса РАО ЕЭС России. Ну, это так, деталь.
10 лет назад произошла одна из самых кошмарных трагедий в истории новой России. Эта трагедия как рентгеном высветила природу и сущность российской власти и определила мое отношение к Путину на многие годы. Об этом в интервью "Новой газете".
Прочитал в новостной ленте, и сразу вспомнились те ужасные моменты. Когда все страна жила в ожидании решении судьбы более 900 человек. Три дня эти люди мучились и ждали освобождения! К сожалению 130 этот момент так и не увидели. Среди погибших было 10 детей.
"Сидим мы, сидим, ждем, ждем... Восемь утра уже... По телевидению пошли эти съемки, которые потом весь день крутили. Смотрим, там автобус этот. Тащут, тащут. Запихивают одного, второго... Смотрим, там парень такой – через стекло его видно. Так сидит... вот так... голова так вот у него... Ну, а мы тут все аж хором: твою мать, он же не дышит!.. Смотрим – чего ж они там творят... Там какой-то – с кислородной маской. Смотрим – он маску ему тычет, тычет. А чего маска-то, при чем тут маска – он не дышит же... Ну так и сидим, сидим, смотрим, смотрим, еще один такой же, еще... Не дышат! Мы же видим: не дышат. Не дышат..."
Десят лет назад я сидела в вечернем эфире на REN-TV, и хорошо помню момент, когда увидела на лентах странное сообщение о неизвестных, взявших заложников в театре. Домой я попала через четыре дня. Террористы звонили на мобильный Мите Лесневскому, и мы тогда не очень понимали, что с этим делать - но записывали, конечно. Каким-то чудом меня разыскала одноклассница, с которой мы ни разу не виделись после школы, и сказала, что у неё квартира ровно напротив Норд-Оста, и что съёмочным группам будет удобно у них и снимать, и остановиться, и покушать. Мы видели в прямом эфире Первого канала, как коллеги по идиотизму своему показывают передвижение группы захвата. А потом в этом был обвинён канал НТВ. НТВэшники доказывали, что они ничего такого не транслировали, присылали кому-то эфирную запись, чуть ли не нотариально заверенную - но кого это интересовало? Их всё равно обвинили в том, что сделали на Первом канале, и на этом старое НТВ закончилось. А потом нам показывали мёртвого Бараева, рядом с телом которого стояла початая бутылка коньяка. Люди, работавшие тогда на ТВ, прекрасно помнят, откуда она там взялась: за ней сбегал в буфет, открыл и поставил рядом с телом корреспондент Аркаша Мамонтов.
Очень странный у меня сегодня юбилей. Даже странно писать, что он у меня, и что это юбилей, и что вообще тогда случилось. Ровно десять лет назад я впервые в жизни вышел в прямой эфир. Причем не только на люимом радио "Свобода", но и на телеканале РЕН-ТВ. Ровно десять лет назад я пил водку в доме композитров с коллегой Петром (тогда НТВшником) и коллегой Толей (тогда Известинцем). Мы смотрели баскетбол. Если не ошибаюсь, то играли цска с олимпиакосом, а может быть бенетоном. не суть важно. Тогда еще жене Толи позвонила подруга и сказала странную вещь. "Нас захватили вооруженные люди, мы в центре на Дубровке, на мюзикле. Дальше сложно понять что происходило. Я помню, как сидя в тогда еще жигулях Толиной жены Ани мы на нее орали о говорили, что надо ехать быстрее. Я помню как мне мама говорила, что этого не может быть и скорее всего это странноватый рекламный ход. А потом мы с Петей стояли у входа в Норд-Ост, а вокруг суетились тогда еще милиционеры. А тогда еще кто-то с автоматом в руках в нас прицелился. И я не уверен, может он и жив, этот изверг и ублюдок, а может он и сдох. А потом начались трое суток, которые я не забуду никогда, ну если не превращусь в какой-нибудь тупой безпамятный овощ. Я очень отчетливо помню первый в жизни прямой эфир. Мне тогда звонил мой учитель журналистики Андрей Шарый и заранее предупреждал, что будут глушить мобильный телефон. И первый прямой эфир я давал в жилой квартире, где шел ремонт и гавкала дворняга, а я остервенело кричал хозяевам. чтобы они не пугались и тупо дали мне две минуты поговорить по телефону. А потом я помню Сашу коца и открытое окно в детском реабилитационном центре, соседнем здании с Норд-Остом. Там мы засели надолго. И оттуда мы видели, как мимо нас бегают люди со снайперскими винтовками. И директриса этого центра нам делала чай и почему-то постоянно извинялась, что у нее ничего нет поесть и холодильник пустой. И оттуда я дал прямой эфир Мише Куренному на РЕН-ТВ абсолютно не понимая, что это реальный прямой. И именно поэтому у меня мой, по сути монолог, закончился словами, "Миш, здесь полный пиздец и куча ментов". И тогда меня впервые убрали из эфира. Что-то мне подсказывает, что за какие-то неправильные слова. А потом были еще и еще эфиры, и еще и еще раз я пытался понять в той ситуации, а что мне говорить дальше, ведь по сути ничего не происходит. Я у Норд-Оста, но не в нем, здесь менты, а там кто, это Москва, а они, эти негодяи кто и почему они там и зачем. Я очень многое тогда узнал. И как вывозили людей, которые не были похожи на людей, и как стреляли я видел, а Петя мне орал, что нет смысла рваться под пули, потому что ты для радио работаешь и картинки все равно не передать. И как мы под дождем в ночь штурма забивались на спор во сколько будеть штурм. И Петя его предсказал почти минута в минуту, а я ошибся на час. И отчетливо помню как шел домой после этого страшного расстрела вдоль бесконечной вереницы скорых. Тогда даже подсчитал, их было 64. Тогда было, и скорые были, и автобусы были, и менты были, и милиционеры с военными были, и полуживые люди были в этих самых автобусах, и жывые были в толпе рядом, и трупы были, и коллеги с кровавыми от недосыпа глазами и жаждой работы были. И были эти трое суток абсолютного отсутствия сна и недопонимания того, что происходит вокруг. Я и сейчас не понимаю, что тогда произошло. Ибо нет смысла ограничиваться словами, что это было ничтожество, мерзость, а точнее пиздец. А потом с Петей мы тупо упали у меня дома в кровати в моей тогда однушке на Пролетарке. В двух домах от Норд-Оста. Через пять минут мы поняли, что заснуть просто так нет никакой возможности. Мы встали и тупо поехали пить. Мы не чокмались и никого не поминали, мы тупо и остервенело напивались. И хватило нас еще черт его знает на сколько времени. Ибо организм отказывался нас понимать. Он тоже ничего понять не мог и не воспринимал алкоголь. Блять, не нельзя больше повторять такой журналистской закалки, работы и вообще херни. Не надо мне таких прямых эфиров больше. Извините за много буков. Чот как-то сорвало или просто надо было написать
Скажите, а по тв вообще ничего нет и не будет про Норд-ост? Арина Бородина, может, я что-то пропустила? Неужели ни одной специальной передачи, ни одного фильма? Был большой сюжет в ЦТ о судьбах уцелевших и потерявших близких. И все. Знаю, что Оксана Барковская делала фильм к десятилетию, но какова его судьба - не знаю. Может, BBC что-то покажут. Вообще, это все какой-то запредельный стыд. Зато управление по патриотическому воспитанию учредили, аккурат к годовщине Норд-Оста.
3211
